Со второй попытки мне удалось встать на ноги, и я, поддерживаемый добросердечным Бартоломью, заковылял к машине. К тому моменту, когда очутился на заднем сиденье «Форда», несколько пришел в себя.
– Так что с тобой случилось? – полюбопытствовал Антон, расположившийся рядом с водилой.
– Глюки, – сообщил я и выдал теорию насчет ядовитого газа. – Ты далеко от плиты стоял, поэтому на тебя и не повлияло. А я глотнул как следует. Или ты думал, что мы и вправду нашли «один из Кругов, который оставила пята того, чье имя мертво?»
Судя по разочарованному сопению, дело именно так и обстояло.
– Господа, что будем делать? – вмешался в нашу беседу Хенрик. – Неразумно оставаться здесь.
– Возвращаемся в отель, – сказал я. – Двигай, извозчик.
Наш бравый нешвед облегченно вздохнул, и мы покатили прочь от «Торова замка». Вскоре я осознал, что визит в это негостеприимное местечко принес нам немалую пользу.
Напуганный моим обмороком Хенрик стал на диво молчалив.
Под дождем, выглядевшим так, словно он шел с прошлой зимы, мы добрались до Висбю. Расплатились с таксистом, после чего он пожелал нам «отличного путешествия» и поспешно уехал.
– Ты как, очухался? – спросил Бартоломью, когда мы поднялись в номер.
– А то, конечно, – бодро ответил я. – Если бы не погода, можно было бы отправиться погулять, снять пару местных блондинок, поболтать с ними о том, чем отличался секс во времена викингов от современного…
На самом деле бодрость моя была натужной, впечатление от видения не рассеялось, чувствовал я себя довольно неуютно, где-то внутри дрожали отголоски рева «Кхтул-лу», и полагаю, что Антон это заметил.
Но говорить ничего не стал.
Я проковылял в ванную и залез под душ, включив самую горячую воду, какую мог вынести. Разглядел болевшие до сих пор ладони и обнаружил, что на каждой имеется красная полоска, похожая на след ожога.
«Это еще откуда? – мысленно спросил я сам себя. – Схватился за «жгучую» тему для статьи?»
Шутка вышла не особенно смешной – я даже не улыбнулся.
Я помылся, несколько раз сменил воду с горячей на холодную и обратно, чтобы взбодрить организм, и вылез из душевой кабины. Едва взялся за джинсы, как навалилось головокружение, такое сильное, что показалось – сейчас шлепнусь, башкой прямо об унитаз.
Все зарокотало, закружилось и исчезло.
Я стоял на дне глубокой расщелины, а надо мной клубились водоросли; солнечные лучи проникали сквозь воду, скользили блескучие силуэты рыб; по дну, под ногами, ползали какие-то твари.
И вновь я слышал низкий, мощный голос, выпевавший: «Кхтул-лу, Кхтул-лу…»
На этот раз я понял, что это не просто слово, а имя, и что зов идет снизу, точно из-под земли.
Вода вокруг меня пришла в движение, взвихрились потоки, заколыхались водоросли. Дно расщелины оказалось вершиной горы, стоящей на дне морском, и та плавно заскользила вперед.
Из тьмы надвинулись очертания исполинских сооружений, и меня начал колотить озноб.
Видно было плохо, но я понимал, что это строили не люди. Исполинские каменные глыбы громоздились друг на друга, впадины и углы состыковывались причудливым образом, стены изгибались так, что взгляд на них причинял боль. Похожие на надгробия башни соприкасались вершинами, и темные провалы казались злобными алчными глазами.
И все тут, каждый камень, любая прядь скользких и холодных водорослей – все просто вопило, исторгало клич: «Хтул-лу! Хтул-лу! Хтул-лу!» Это напоминало скандирование обезумевших футбольных фанатов или рык экзальтированной толпы на митинге.
Меж прочих зданий выделялось одно – самое большое и наклоненное так, что оно почти лежало. В нем имелась дверь, непонятно, вертикальная или горизонтальная, и на ней – некое изображение.
Я попытался рассмотреть его, но вода стала мутной, точно в ней поднялся туман.
А затем раздался голос, очень четкий и строгий, монотонный, как у автомата.
Говорил он на незнакомом мне языке, полном щелкающих и чмокающих звуков, но я понял каждое слово:
– Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет.
И, услышав это, я осознал, что передо мной гробница, проведшая на морском дне неведомо сколько тысячелетий, и что внутри лежит один из тех, кого Твардовский именовал Древнейшими. И что я непонятно почему стал слышать его «мысли», улавливать его мерзостные, исполненные воспоминаний о кровавых и чудовищных событиях «сны».
Я попытался дернуться, чтобы вырваться из видения, ущипнуть себя и… очутился в санузле гостиничного номера.
– Вот зараза… – сказал я и понял, что голос мой самым позорным образом дрожит. – Это что, правда?..
Ну да, ядовитому газу с галлюциногенными свойствами взяться тут неоткуда. Значит, этот яркий бред с голосами и древними монстрами вызван чем-то иным. Или это вообще не бред… А что тогда? Ясновидение? А я – новый Нострадамус и скоро начну пророчествовать – и придет конь глад с харей блед, и будет очень много жрат, и наступит всем пипет…
Верится с трудом.
Чтобы убедиться хотя бы в реальности собственного существования, я глянул в зеркало. Отражение мне не понравилось – перекошенное, изнуренное, со страхом в темных глазах.
– Соберись, Пат! – сказал я ему. – Не из таких передряг выбирался и тут вылезешь!
Отражение ничего не ответило, даже не улыбнулось – вот и трать на него слова после этого.
Я вышел из душа, и сидевший перед телевизором Бартоломью кинул на меня озабоченный взгляд.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– А то как же, – отозвался я. – Как с юным пионером, только что повязавшим на шею красный галстук и готовым целый день переводить старушек через улицу и собирать металлолом.
– А выглядишь хреново, – сказал Антон и, подумав, добавил: – Как старая дева, увидевшая под кроватью мышь.
Мда, похоже, это про меня сказано – душа нараспашку, сердце на рукаве, а мозги в багажнике.
– Тогда уж лягушку в сливном бачке, – хмыкнул я. – Большую и зубастую, вроде тех, что в Кракове были.
– Что, правда?
Иногда наш худред, взрослый и разумный вроде человек, бывает наивным, точно ребенок.
– Нет конечно, – я поглядел на него с легким осуждением. – Ты…
Договорить я не успел, поскольку лежавший на тумбочке около моей кровати телефон издал пронзительную трель. Я подошел к нему, взял и обнаружил на экранчике надпись: «Ангелика Вирхов».
– О, это наша белокурая бестия, – сказал я, и Бартоломью помрачнел – расстроился, должно быть, что она позвонила не ему. – Наверняка хочет сообщить, что она уже замариновала Джавана Сингха в бочке с уксусом. – Я приложил трубку к уху. – Привет, о прекрасная фройляйн. Доблестные, хотя и слегка пожеванные судьбой рыцари из твоего ордена приветствуют тебя.