Он стоял, пуча свои гляделки, словно украденные у глубоководной рыбы, и подозрительно переводил взгляд с меня на Бартоломью. Пыхтел негромко и вонял при этом – точно склад, забитый камбаловыми потрохами. Эх, нет на него оравы голодных уличных кошаков!
– Хр-р-р-хр-р-хр-р… – сказал урод, и я не сразу понял, что он смеется.
Сдержаться стоило немалых сил, но я сумел. А он развернулся и ушел туда, где сидел около костра «Дон Кихот».
«Посмотрим еще, кто будет хихикать последним», – подумал я.
Руки мои вскоре обрели подвижность, и я занялся веревками на ногах. Распутал их не быстро, но когда справился, ощутил себя на седьмом небе от счастья – свобода Анджеле Дэвис, ура! Но радость померкла, едва я вспомнил о спутниках – не оставлю же я их в лапах злобных пенсионеров?
Для начала стоило заняться Антоном.
Я пару раз хлопнул его по щекам, и в глазах Бартоломью возникло более-менее осмысленное выражение.
– Пат? Ты… – начал он, но я прикрыл худреду рот ладонью, да еще и показал кулак.
– Тихо, – прошипел я, изображая змею-полководца. – Ты обосрался или еще нет?
Антон подумал пару мгновений, а потом замотал головой.
– Вот и отлично, – я убрал руку. – Тогда можно бежать. А то если бы ты был с обгаженными штанами, нас бы мигом нашли по запаху. Давай, повернись на бок, приятель…
Чтобы освободить Бартоломью, мне пришлось попотеть – связали его крепко, а кроме ногтей, иного инструмента у меня не было. Когда наш худред негромко застонал и принялся растирать затекшие руки, я откинулся на спину и перевел дух.
Следующий шаг – незаметно добраться до Лопеса, а это метра три…
– Что дальше? – прошептал Антон, самостоятельно распутавший ноги.
– Мы должны… – Я осекся, поскольку от костра поднялся «Дон Кихот» и затопал в нашу сторону: настало время очередной проверки. – Застынь, а потом делай то, что я скажу.
Темно, так что он может и не заметить, что веревок на ногах у нас больше нет.
Обладатель бородки клинышком и аристократически изможденного лица подошел вплотную. Поднял руку, чтобы огладить подбородок, и принялся осматривать нас одного за другим.
Сначала проводника, затем коллегу, следом меня…
Я увидел, как глаза «Дон Кихота» удивленно расширились, а рот начал приоткрываться, и решил, что соблюдать неподвижность смысла больше нет, а хранить тишину – тем более.
– Вставай! – рявкнул я, сам вскочил на ноги и врезал бородатому по физиономии.
Хук получился на славу, «Дон Кихот» покатился по траве. Оставшийся у костра пучеглазый поднялся, в руке его оказался винчестер, зашевелились сразу несколько спавших. Я схватил едва поднявшегося Бартоломью за руку и потащил за собой.
Рывок, и мы с треском и топотом вломились в заросли.
Война – фигня, главное – маневры.
Фабий Кунктатор
Я не знаю, как мы ухитрились пробежать около километра через темные джунгли и ничего себе не сломать, не выколоть и не оцарапать. Должно быть, нас оберегала та самая непостоянная удача, что время от времени покровительствует идиотам.
А только идиот рискнет ломануться сквозь погруженную в ночной мрак сельву.
– Стой! – скомандовал я, осознав, насколько опасному развлечению мы предаемся, и мы замерли.
– Что? Сбежали? Куда? – Антон едва переводил дыхание.
– Тихо!
Я развернулся, отодвинул сопящего соратника в сторону и прислушался. Самое время определить, двинулись ли престарелые засранцы в погоню или нет. Судя по отсутствию топота и ругательств, сектантские пенсионеры проявили благоразумие и остались на месте.
Да, уж они-то хорошо знают, насколько «гостеприимна» местная чаща в темное время.
– Похоже, оторвались, – сказал я, вытирая пот со лба и пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг.
С таким же успехом я мог оглядываться в крокодильем брюхе.
Вроде бы со всех сторон есть деревья или хотя бы кусты; листва, по крайней мере, точно имеется – слегка шелестит. Под ногами хлюпает заболоченная почва, в кронах орут неведомые твари, еще глубже в лесу, судя по реву и визгу, кого-то то ли жрут, то ли лишают девственности. Хотя, возможно, оба процесса происходят одновременно. Пахнет гнильем, сырым деревом и еще чем-то неприятно-сладким, словно вокруг разбросаны тонны гниющих апельсинов.
– Что делать будем? – чуть отдышавшись, спросил Бартоломью. – Надо бежать! Добраться до машины, а затем в город – за помощью… И что они показывали! Что показывали! Это жутко! Невозможно!
Похоже, худред-фотокор собрался вновь впасть в истерику.
Я нащупал его физиономию и отвесил Антону хорошую пощечину, затем еще одну.
– Страш… ты? Что?! – он захлебнулся собственными словами.
– Пугаться потом будешь, – сказал я. – А еще лучше – телок пугать рассказами о своих приключениях. Сейчас у нас есть занятия поинтереснее. Нам надо не сдохнуть, запутать следы и вернуться к храму.
– Как? – Бартоломью аж задохнулся. – Но там же… там же…
– Я знаю, кто там же, – ответил я. – Но они как раз считают, что мы – парочка обдриставшихся беглецов, и ждут, что мы пойдем вдоль реки к мосту. А мы поступим неожиданно – сделаем крюк, вернемся к поляне, а там уж как получится. Но надо отбить Лопеса и Сулему, да и оружие тоже.
– А ты знаешь, куда идти и как путать следы?
Вот тут-то он меня и поймал.
Все мы, конечно, читали в детстве книжки Фенимора Купера про храбрых индейцев, все воображали себя на их месте. Но вот практических советов старина Фенимор, к сожалению, давал маловато, да и вряд ли они годились для амазонской чащобы.
В Новой Англии леса немного другие.
– Нет, – признался я. – Короче, Склифосовский, мы будем учиться на собственном опыте. Иди за мной, старайся двигаться тихо, а если тебя кто-нибудь начнет есть – дай мне знать.
Последняя рекомендация повергла Антона в легкий ступор, и он даже перестал дрожать. Я поморгал, очередной раз напряг гляделки, и мы приступили к воплощению в жизнь плана имени Чингачгука.
Обитатели джунглей, умеющие видеть во мраке, в эту ночь, наверное, надорвали животики, брюшки, ложноножки и хелицеры, наблюдая за двумя болванами, на ощупь бредущими сквозь тьму и пытающимися еще и «путать следы». Именно поэтому, скорее всего, на нас никто и не напал – хищные, ядовитые, зубастые и просто смертоносные твари предпочли ужину хороший юмористический спектакль.
В деревья мы утыкались на каждом шагу, пару раз забредали в болотины, неоднократно оказывались в густых зарослях, из которых едва могли выбраться. Мы получали ушибы, царапины, потели, кряхтели и даже негромко ругались, одежда на нас рвалась – и все же мы двигались, не стояли на месте, и при этом оставались в живых.