Вторжение Химеры | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да, я слушаю.

– Привет, это я, Кузнецов, – несколько напряженно сказал Роберт. – Мой номер что, не определился?

– Да нет… это… – засмущался Сашка и выпалил: – Просто болтали, что ты погиб в самом начале войны, еще на Халикте. Вот я твой номер и удалил. А ты где сейчас?

Роберт ощутил, как хорошее настроение, возникшее после того, как он вышел из автобуса, рассеивается без следа.

– Во Владивостоке. Ты не приютишь меня на несколько дней?

– Это… можно, – Сашка замялся, в голосе его появилась неуверенность: – Только тебе придется отмечаться в полиции.

– Зачем?

– Такие правила. Все приезжие должны это делать. Шпионов боятся, наверное.

– Хорошо, я отмечусь. – Желание ехать к Батченко пропало, но отказываться было поздно. – Ты дома?

– Буду через полчаса. Приезжай. – И Сашка повесил трубку.

Роберт пожал плечами и зашагал к автобусной остановке, думая, что диктатор и Совет Координаторов скорее всего сошли с ума, если попытались установить тотальный надзор за перемещением людей на Земле и в колониях.

Городской транспорт ходил, пусть и не так размеренно, как раньше.

Когда Роберт вышел из метро на северной окраине Владивостока, то солнце уже зашло. Подумал, что идти в гости с пустыми руками неудобно, и свернул к магазину, на котором светилась надпись «Продукты».

Продавщица, полная и круглолицая, глянула на молодого человека в форме с благоговением, а Роберт – с ужасом на зияющие пустотами прилавки.

– Э… – сказал он. – Это все, что у вас есть?

– Да. – Продавщица развела руками и уверенно заявила: – Не время есть разносолы, когда беспощадный враг грозит уничтожить человечество!

«Себе ты в еде не отказываешь», – мрачно подумал Роберт, а вслух сказал:

– Так, бутылку водки. Вот этой вот, с серебряной этикеткой… Икры нет? Тогда колбасы, палтуса пару килограммов…

Из магазина вышел с хилым пакетиком, из которого гордо торчало горлышко бутылки.

Дорогу вспомнил не сразу, поплутал перед тем, как найти жилой комплекс, где обитал Сашка. Удивился, обнаружив, что лифт не работает, и по лестнице поднялся на третий этаж.

Батченко открыл после первого звонка, лицо его, еще более худое, чем раньше, и какое-то изнуренное, расплылось в улыбке.

– Заходи, – сказал он, отступая на шаг. – О, а это что такое?

– Выпить-закусить, – сказал Роберт, протягивая пакет. – Ты чего такой смурной? Устал, что ли?

– Да, сам знаешь, что все мы сейчас солдаты, даже те, кто в тылу. – Сашка улыбнулся, но как-то криво, неискренне. – Ты боеприпасы тратишь, а мы, на Земле, тебя ими снабжаем. Проходи, давай. Вон туда, в комнату… Я пока рыбу пожарю.

Роберт скинул с плеч рюкзак, прошел в комнату.

Царящий в ней беспорядок показывал, что Батченко по-прежнему живет один. Со стены доносилось громкое бормотание телевизора, а в углу, в клетке, чирикали три волнистых попугайчика.

Роберт уселся в кресло, обтянутое полосатой кожей, с наслаждением вытянул ноги.

– С обращением к народу выступил любимый всеми диктатор Вэй Ляо! – объявили из телевизора.

Роберт хмыкнул, вспоминая, что раньше правителя объединенного человечества не именовали столь пышно.

– Братья и сестры, – возгласил появившийся на экране диктатор, – в этот трудный час, когда беспощадный враг напрягает последние силы, чтобы уничтожить нас, мы должны сплотиться…

С кухни донеслось гудение кулинарного комбайна, и в комнату заглянул Сашка.

– А, смотришь? – проговорил он. – Ну-ну…

– И часто он такой бред несет? – Роберт показал на Вэй Ляо, продолжающего изрекать высокопарную бессмыслицу.

– Каждый день, да и не он один. Только это и в самом деле нужно…

По глазам друга Роберт видел, что Сашка не врет, искренне верит в то, что льющаяся с экрана телевизора муть необходима.

– Ты лучше расскажи, как сам. – Хозяин квартиры вкатил в комнату столик на колесах, на котором красовалась открытая бутылка, рюмки, порезанный хлеб, колбаса и блюдо с виноградом.

– Жив, и это главное, – сказал Роберт.

Сашка кивнул и вновь умчался на кухню – следить за палтусом. Вэй Ляо исчез с экрана, и начали передавать военную хронику, из которой выходило, что люди везде, от Шипа до Антиона, громят противника, уничтожают его во множестве, но при этом почему-то не двигаются вперед.

Показали Сибирь, заснеженный лес, неестественно радостные лица строителей, прокладывающих через него дорогу.

– Ну что, выпьем? – проговорил Сашка, появляясь из кухни со сковородкой в руках.

По комнате поплыл запах жареной рыбы.

– Выпьем. – Роберт взялся за бутылку. Забулькала разливаемая по рюмкам водка. – За встречу!

– За встречу, – кивнул Сашка.

Водка провалилась в горло с видимым трудом, обожгла пищевод. Роберт заперхал, спешно ухватил вилку и потянулся к сковородке, к блестящим от жира, поджаристым кускам палтуса.

– Да, пить ты разучился, – хмыкнул Сашка. – Раньше мог прямо из горла, без закуски…

– Раньше я был моложе и глупее, – ответил Роберт. – А в полицию – это серьезно?

– Очень. – Не спрашивая, Батченко налил еще по одной. – Соседка моя, тетя Сима, приютила троюродного брата, он после катастрофы на одном из военных заводов в Рязани без крова остался.

– И что? – Вторая пошла куда лучше, ее даже не понадобилось закусывать. – Ухххх, зараза!

– Обоих забрали. – Сашка ткнул вилкой в колбасу, но попал только со второго раза. – Месяц назад. И во всем форсеры виноваты!

– Форсеры? – удивился Роберт.

– Они, проклятые. Кто же еще?

Выпили еще по одной. Сашка неожиданно быстро захмелел, принялся рассказывать какую-то историю, посредине сбился, перескочил на другую. Роберт, не вслушиваясь в болтовню приятеля, задумался.

Родная планета за то время, что он не был дома, сильно изменилась. Исчезло ощущение уюта, позволяющее чувствовать себя безмятежно и комфортно на любом материке, даже под пулями «химиков», спокойно жить, не опасаясь неприятных сюрпризов.

Раньше каждый человек знал, что о нем в любой ситуации позаботятся, не дадут пропасть, что он не останется без работы, не умрет с голоду и волен самовыражаться любым образом, только не мешая другим…

И все это, похоже, осталось в прошлом.

Теперь людей забирают в полицию, а то и в военную контрразведку только за милосердие к лишившимся дома родственникам. Телевизор превращается в рупор для примитивной и лживой пропаганды, а граждане Земли и колоний все сильнее попадают под «колпак» тотальной слежки…