Они поднялись на крыльцо, Анна отперла дверь.
Игорь помог ей переложить продукты в громадный серебристый холодильник. Затем его накормили обедом – остатками вчерашнего борща и принесенными из магазина сосисками.
Он заглянул в библиотеку, нашел роман Карла Мая в потрепанной бумажной обложке и пошел наверх, надеясь полежать и почитать. Открыл дверь комнаты и остолбенел.
На кровати сидела Настя и смотрела в окно. Рыжие волосы ее были распущены, передник исчез.
– Это… привет, – сказал Игорь.
Девушка застенчиво улыбнулась.
– Заходи, что встал на пороге?
– А, да, – он сделал шаг вперед. – Ты что-то хотела?
– Поговорить с живым… с нормальным человеком, – голос Насти сорвался, и Игорь увидел, что на глазах ее блестят слезы. – Я служу у них уже пять лет, и меня все, все считают сумасшедшей! А поначалу все было так хорошо – вежливые хозяева, деньги приличные…
Игорь сел с ней рядом, и девушка немедленно уткнулась к нему в плечо и заплакала.
– Ничего, возможно, скоро все изменится, – сказал он. – Ты даже не представляешь, как сильно.
– Да? – она подняла лицо, всхлипнула и неожиданно сильно обняла его. – Ты ведь не отвергнешь меня?
– Что?
В этот момент Игорь растерялся еще сильнее. Вспомнил о Кате, накатила горечь, и захотелось оттолкнуть девушку, сказать, что неделя прошла с того дня, как он лишился жены.
– Ты не отвергнешь меня? – спросила Настя, заглядывая к нему в глаза. – Не думай… я не… я не ложусь в постель к первому встречному… но только ты… пойми… они все надо мной смеются, хотя я красивая, я знаю… Но они говорят, что я дура, что я на самом деле придумываю все…
И тут тело Игоря подвело его. Он ощутил эрекцию, необычайно мощную, почти болезненную, как в переходном возрасте. «Прости, Катя», – сказал он про себя, а вслух же проговорил:
– А что твоя хозяйка? Анна нас не застанет?
– Нет, не бойся… – она придвинулась ближе. – Ну что, мне уйти или остаться?
Страха в этом вопросе было куда больше, чем желания. Игорь вздохнул, и томик Карла Мая полетел на пол.
Настя ушла через час, а Игорь остался лежать, совершенно опустошенный, даже не столько телесно, сколько эмоционально. Сердце кололо осознание того, что он совершил измену, и не помогали мысли о том, что он семь дней как холост. Перед глазами вставала фигура Кати, необычайно живой – какой она была в свадебном платье, какой в игривом халатике…
Выругавшись, Игорь перевернулся на живот и потянулся к лежавшей на полу книге.
Перед глазами поплыло, и он обнаружил, что не лежит, а стоит.
Игорь находился около широкой дороги, по обочинам стояли большие избы. Вокруг суетились и ходили люди, таскали бревна и доски, летели стружки и щепки, слышался стук топоров и визг пилы. Пахло сырой землей и почему-то кровью, ветер носил багровые осенние листья.
С одной стороны дорога упиралась в ворота крепости, с другой – терялась между домами.
Пространство, где шло строительство, было огорожено цепью солдат в зеленых кафтанах. На них напирала толпа, виднелись любопытные лица, мужские и женские, и всюду сновали дети.
В десяти шагах от Игоря на длинный помост начали ставить толстые столбы с перекладиной наверху. Когда принялись навязывать на него веревки с петлей, осознал, что это виселица.
Такие же помосты со столбами тянулись в обе стороны, и к городским воротам, и прочь от них.
Судя по количеству помостов, казнь предстояла масштабная.
Потом работа оказалась закончена, топоры стучать перестали, и плотники заспешили прочь.
– Едут! Едут! – понеслось над толпой.
Издалека донеслись скорбные крики и вопли, потом стал слышен стук копыт и скрип тележных колес. На дороге показалась группа всадников, в которой выделялся необычайно высокий человек с торчащими усами и бешеным взглядом. Камзол на его груди был расстегнут, словно усач не чувствовал холода, подергивалось круглое, будто кошачья морда, лицо.
От ворот крепости навстречу всадникам двинулась пешая процессия во главе с бородатым стариком в богатом церковном облачении. В руках он держал икону, когда подошел поближе, стало ясно, что на ней – лик Богородицы. Следом шагали служки, лица у них были испуганные.
– И ты здесь?! – закричал высокий, после чего остановил лошадь и спрыгнул на землю. – Зачем явился?!
За первым начали спешиваться другие всадники.
Старик заговорил густым, мощным басом:
– От предков наших боголюбивых идет обычай, что архипастырю положено взывать о милости. Дабы поддержал тебя господь мышцею своею в час брани, снизойди же ты к мольбам вдов и сирот, государь.
Глаза усатого сверкнули.
– Никогда! – закричал он. – Я не меньше, а то и больше твоего почитаю Господа и Пресвятую Богородицу! Но долг мой – охранять народ и казнить злодеев, что яро умышляют против власти! Уходи немедленно и икону свою поставь на место. А то прикажу и тебе отрезать бороду!
Лицо старика побагровело, толпа замерла в молчании, а из свиты усатого донеслись смешки.
– Гордон! – закричал он. – Если эти не уберутся сами, то прикажи солдатам колоть их штыками в толстые животы!
– Да, государь, – с легким акцентом сказал дородный пожилой воин в треуголке и парике, чье красное лицо было совершенно спокойным, а на боку висел палаш. – Приказ немедля будет исполнен.
Служки подхватили толстого старика под руки, потащили прочь. По толпе прошел гул, народ за оцеплением заволновался.
– Давайте! Давайте! – вновь закричал усатый.
Огибая всадников, начали подкатывать телеги, окруженные солдатами. На каждой сидело по двое мужчин, державших в руках зажженную восковую свечу. Сквозь прорехи в грязной одежде виднелись плохо зажившие раны и ожоги. Рядом с телегами шли палачи в черных колпаках, а следом с криками и плачем бежали женщины и дети.
Они все пытались прорваться к телегам, но солдаты из охраны их не пускали.
Телеги въехали на оцепленное пространство и остановились. Скрип колес затих, крики и плач стали отчетливее. Люди со свечами начали выбираться из телег, многие еле двигались, их подгоняли тычками штыков.
На лице усатого отражалось злобное, алчное нетерпение. Он суетился, бегал всюду, чуть ли не сам хватался за ружья.
– Антихрист! – закричал ему в лицо один из осужденных, высокий и статный, но с одним глазом. – Дьяволу душу продал! Не верьте, люди православные! Не царь это наш! Он же в немчуре сгинул, а лютера проклятые его подменили! Подсунули нам образ бесовский…
Подскочил один из палачей, длинный кнут в его руке хлестнул одноглазого по спине так, что тот упал на колени.