– Спасибо тебе, Ан, отец наш, – поднялся Тот. – За все.
– Да-да, за все, – Исимуд кивнул, Имхотеп вздохнул, шеф-повар вытянулся, жрицы весьма двусмысленно колыхнули прелестями. – За все.
Обед благополучно кончился, пришло время его правильного усвоения.
– А не пойти ли нам, моя радость, на боковую? – глянул на супругу Птах, жриц сразу же увел куда-то шеф-повар, Тот же с Имхотепом, как истинные жрецы, двинули заниматься делом. Их ждал хронально-очередной командно-информативный сеанс связи. Честно говоря, всегда общался по эфиру только Тот, а Имхотеп маячил в рубке для компании – строго выкатывал глаза, бдил, мерил взглядом дежурного подорлика, смотрел с благоговением, почтением и любовью на своего учителя, командующего парадом. Так было вот уже полгода, так случилось и на этот раз: Тот, устроившись в кресле командира, мощно вошел в эфир, Имхотеп сел рядом, зверем посмотрел на вахтенного, дежурный подорлик третьей категории вытянулся, замер и опустил глаза, ему до очередного звания оставалось две недели. Сеанс командной очередной спецсвязи успешно взял старт.
– Эй, Ромашка 69, это Ибис, – сказал Тот в эфир. – Эй, Ромашка 69, ответьте Ибису.
– А, это ты, Светильник разума? Шалом. Мочегон на линии, – хрипло ответили ему. – У нас все нормуль. Орбита стационарная, пиво холодное, братва путевая, бабы горячие. Слышь, какие горячие, кипятком ссут.
Из кристалла связи и впрямь доносились громкие, полные задора женские крики. Что-то типа «еще, еще, глубже, глубже, давай, давай». Чувствовалось по всему, что жизнь, в особенности половая, кипела на орбите ключом.
– Ладно, понял все, отбой, – не сразу отключился Тот, вздохнул, послушал и плавно изменил настройку. – Эй, Орлиное гнездо, это Ибис. Орлиное гнездо, ответьте Ибису.
– Ответственный дежурный на линии, – мгновенно отреагировали в эфире. – Докладываю: без происшествий. Вооружение, снаряжение полностью, раненых и убитых нет. Его степенство генерал Шамаш сию минуту подойти не могут – охватывают заместителей командным инструктажем. Что-нибудь прикажете передать?
– Расслабься, подорлик, вольно, – по-доброму скомандовал Тот, поежился, куснул губу и нехотя подкрутил настройку. – Ибис вызывает на связь Избушку. Избушка, ответьте, это Ибис. Избушка, немедленно ответьте Ибису. Избушка…
Наконец его услышали, в эфире щелкнуло, охнуло, по-кошачьи поскреблось и отозвалось голосом Анту:
– Ась? Ктой-то? Ась? Тот Ибисович, ты, что ль? Ты?
– Да я это, я, – не стал запираться Тот. – Как там у вас на борту?
– А у нас на борту как всегда, – радостно доложила Анту. – Ругаются. Потом дерутся. Энки давеча Энлилю в жабр, Гибил, не мудрствуя, Наннару в нюх, а Нинуртушка их, сердешный, разнимать, да тоже получил с ноги под дых. Ну, конечно, осерчал да и, знамо дело, за палаш. Хорошо, Мардук не оплошал и приласкал его бутылкой между рог. Так что тихий лежит такой, скучный, отдыхает. А у нас так весело, уж так весело, – неожиданно запечалилась Анту, всхлипнула, шмыгнула и перешла на шепот: – Батюшка Тот Ибисович, ты уж расстарайся, забери меня, кормилец, отседова. Нинлильша-то, стерва, ведь мне проходу не дает, жучит меня, язвит, казнит, прилюдно лает, не может все никак забыть, что называла я ее сукой, блядью, дешевкой, стервой и давалкой. А она ведь и есть дешевка и блядь, Энлилюшку-то ведь бедного как женила тогда [33] . И Нинта, кобылища, ей под стать… Блядно живет, и с Энки, и с Энлилем, и с Гибилом. С кем только ни живет. Хорошо, хоть меня не язвит, некогда ей. Ох, видел бы все это Ан, покойник, заступник. Уж он бы показал кое-кому, что почем, уж он бы меня в обиду не дал… Батюшка ты мой, Тот Ибисович, именем его, учителя твоего, прошу – эвакуируй меня. Ведь это же не ануннаки – звери, всех их в упор, в упор из лучеметов. А лучше бы на протоплазму в конвертер или же на органы их всех пустить, на органы…
И кто это сказал, что Анту не в себе? Нет, кое в каких вопросах она разбиралась неплохо.
– Не понял вас, не понял, помехи, – отключился Тот, горестно вздохнул и, наверное, уже в сотый раз поймал себя на мысли – нет, блин, не вера в надежду умирает последней, а злоба, алчность, ненависть, предательство и ложь – мощно прогрессирующие качества загадочной ануннакской души. Да уж, такой загадочной, непонятой и непростой…
«Ладно, поговорили», – отключился Тот, яростно шмыгнул носом и, даже не глянув на вахтенного, властно приказал:
– Сканеры обзора включи.
Четко сработала автоматика, вспыхнул голографический кристалл, в цвете, в объеме, в черт знает каких лучах показалась несчастная планета. Еще какая несчастная – по поверхности ее гуляли волны, в атмосфере буйствовали бури, из сплошного полога иссиня-черных туч низвергались реки, водопады, океаны. И все это адское великолепие освещали мириады молний. Эх, был бы Тот эстетом, дышал бы неровно к музам, такой бы сюр задвинул, такое бы навалял. В самом страшном сне не привидится. Однако был он стопроцентным реалистом, ануннаком дела и мужем своих жен, а потому стал мерить скорость ветра, температуру воздуха и высоту волны. Затем задействовал хрональный пеленгатор, набрал коды доступа, активизировал режим, и радостно-тревожная отцовская улыбка осветила его хмурое задумчивое лицо – на голоэкране, выписывая зигзаг, пульсировала неприметная оранжевая точка. Это ярко напоминал о себе хрономаячок, установленный в медальоне у Зиусурды на груди. В теллуриевом массивном округлом медальоне, согреваемом живым ануннакским теплом.
– Тэк-с, – Тот повеселел, подмигнул дежурному и с лукавым видом посмотрел на Имхотепа: – А что, друг мой любезный, ты еще не расхотел взять реванш? Э, не расхотел, по глазам вижу, что не расхотел. Ну ладно, ладно, пойдем, пойдем, будет тебе фора и белые войска. Как насчет туры, коня и офицера?
Клубились, чернели, наливались жутью тучи, ужасно ревел гром, бушевала стихия. И пульсировала точка на экране пеленгатора, неприметная, оранжевая, напоминающая светлячка. Летящего сквозь темень куда-то в неизвестность. Потому что все же, как ты ни крути, не зло и ненависть – надежда умирает последней…
Спустя время
– Не будем садиться, корешок, а заходить на посадку, – усмехнулся Мочегон, смачно выругался в эфире и неожиданно замельтешил: – Погоди-ка, братуха, погоди, я сейчас. – Было слышно, как он поднялся, с негодованием метнул слюну и вдруг взревел на всю Галактику, так что квазары содрогнулись: – А ну, ша, положь баян, ты, сучий потрох! Давай хватай штурвал, рисуй маршрут, Светильник Разума скомандовал посадку. И если только, сука, бля, не мягкую, в натуре, то будешь не орланом у меня, а петухом. Эй, братва, поднимайте рулевого, кантуйте в вертикаль, крепите в кресле. Да осторожней вы, так вашу растак, осторожней, ему еще на мягкую посадку идти.