– Не ударят в спину? – спросил Ивар у пленника, когда вступили на другой берег.
– Не должны, – отозвался тот.
– И часто у вас бывают такие нападения? – Нерейд убрал стрелу в колчан и теперь сматывал тетиву – в сыром воздухе быстро растянется, придет в негодность.
– Хуастеки все время ходят в походы, – тотонак скрипнул зубами, мотнул головой, словно отгоняя слепня. – Но до столицы им не удавалось добраться ни разу. Не знаю, как прошли, дороги охраняются, везде неусыпная стража.
– На любую стражу есть обходной путь, – Нерейд кивнул в сторону темнеющих на западе гор. – Вон там, хотя бы… А откуда взялись те ребята, что попытались нас остановить?
– Служители богов постоянно рассылают отряды – защищать страну, собирать пожертвования, – ответил пленник. – Должно быть, один из таких вернулся, но слишком поздно.
– И принял нас за врагов, – закончил Ивар. – Ладно, хватит болтать. Добавим шагу.
Тропа переползала с одного холма на другой, забираясь все выше. Викинги бежали мрачные, сосредоточенные, на остающиеся в сторонах поля, перелески, деревушки не обращали внимания.
Намокшая после дождя земля мягко чавкала под ногами.
Большая поляна выглядела круглой, точно площадь где-нибудь в Миклагарде, деревья вздымались колоннами, зеленые листья глянцевито блестели, а из-за стены зарослей доносились шорохи, писки, вопли и щелчки – там шла своя, неведомая людям жизнь.
Пленников согнали в кучу в центре поляны, по сторонам развели костры.
– Развяжут мне руки или нет? – пропыхтел Арнвид, отдышавшись. – А то они скоро отвалятся…
– Развяжут, – ответил Ингьяльд. – Этим же вообще не связали.
Попавшие в плен тотонаки сидели, тесно прижавшись друг к другу и опустив головы. Молчали, будто разучились говорить, лишь иногда кто-то из женщин начинал всхлипывать.
Хуастеки смеялись, переговаривались, но оружия из рук не выпускали.
– Если развяжут, то мы им покажем, – пообещал Арнвид, ощущая, как кишки с голодухи бросаются друг на друга.
– Обязательно, – кивнул Стейн. – Эх, где моя секира?
– Эй, вы, – один из хуастеков подошел со стопкой круглых лепешек из белой кукурузной муки, начал кидать в толпу. – Каждому по одной. Не жадничайте, а то всем не хватит…
Лепешка шлепнулась Арнвиду на лицо, он ощутил запах печева, в брюхе взвыло.
– Вы бы развязали нам руки, доблестные воины, – смиренно попросил Ингьяльд.
– Конечно, – хуастек широко улыбнулся, блеснул обсидиановый нож.
Арнвид замер, боясь выдать собственную радость – неужели те, кто взял их в плен, совершат подобную глупость? Но нож со скрежетом разрезал ремни, рукам стало свободно, на запястья будто плеснуло кипятком.
Эриль дождался, пока предплечья перестанет колоть, только после этого принялся за лепешку. С той стороны, где сидел Ингьяльд, донеслось шипение, чавканье и хлюпанье, словно там завтракала очень большая змея.
– Будущие жертвы тоже должны есть, – задумчиво проговорил воин, принесший лепешки, развернулся и ушел к своим.
– Подожди, я еще сломаю тебе шею, – пообещал Стейн. – Почему они развязали нам руки?
– Просто не знают, с кем имеют дело, – эриль проглотил остатки лепешки, с сожалением вздохнул.
– Что, попробуем сбежать? – молодой викинг с обрубком вместо правого уха подвинулся ближе. – Под утро, когда они уснут.
– И куда ты пойдешь? – Арнвид мотнул головой в сторону леса, где с наступлением ночи стало темно, точно в могиле. – Ты найдешь дорогу в этом аду, полном смертоносных тварей?
– Лучше нападем на них, – предложил Ингьяльд.
– Вшестером на пять десятков? – бородатый воин, ходивший в походы больше десятилетия, хмыкнул. – Или всемером?
Он глянул в ту сторону, где сидел Гримгельмир, но внук великана демонстративно отвернулся, показывая, что он сам по себе.
– Если остальные пленники поддержат бунт, то нас будет почти сотня, – сказал эриль. – Но для этого все нужно делать в тот момент, когда никто не спит, чтобы все немедленно поняли, что происходит.
– Почему не сейчас? – Ингьяльд огляделся. – Как бы подманить сразу нескольких?
– Очень просто, – Арнвид обвел викингов взглядом, упал на спину. – Ну, будьте готовы…
Когда он захрипел и выпучил глаза, вздрогнул даже Гримгельмир. Изо рта эриля полезла пена, потекла на бороду, а тело задергалось так, будто его подбрасывали снизу.
– Эй, что у вас? – один из хуастеков поднялся, сделал шаг.
– Плохо ему, помирает, – вздохнул бородач.
Первый хуастек рявкнул что-то повелительное, от дальнего костра поднялись двое воинов с дубинками. Втроем подошли, наклонились, чуть ли не столкнулись лбами.
– Так, что… – сказал первый.
Ингьяльд вскочил с земли, ударил одного хуастека, схватил за запястье другого, вывернул, ощутив, как хрустят тонкие кости, рвутся сухожилия. Краем уха услышал рычание, испуганный крик, выдернул из руки врага дубинку, усаженную острыми зубцами, вскинул над головой.
Двое хуастеков лежали на земле, шея одного была неестественно вывернута, по лицу другого текла кровь.
– Вперед! – прокричал Арнвид.
Ингьяльд прыгнул к ближайшему костру, взмахнул дубинкой раз, другой. Увидел изумленное лицо бросившегося к нему татуированного воина, вытаращенные глаза, раскрытый рот, ударил сверху что есть силы.
Раздался звук, будто с большой высоты бросили тыкву, в стороны полетели кровавые ошметки. Тело хрястнулось о землю, выпавший из руки трупа меч подобрал викинг с изуродованным ухом.
– Что вы сидите? Вставайте! Сражайтесь! – орал за спиной Арнвид. – У вас есть шанс обрести свободу!
Хуастеки бежали со всех сторон, слышались гневные возгласы, топот.
На Ингьяльда налетели двое, он отразил несколько ударов, сам бросился вперед, рыча, точно ополоумевший медведь. Ему зацепили плечо, брызнула кровь, а боль стегнула до кончиков пальцев.
Шипя сквозь зубы, отскочил, его развернуло лицом к пленным.
Те так и сидели, еще теснее прижавшись друг к другу. Ни один не сделал попытки вскочить, не пошевелился, многие тряслись, во взглядах был страх и ошеломление.
Шестеро викингов сражались в сжимающемся кольце.
– Что же они, клянусь молотом Тора? – почти с обидой прорычал Ингьяльд.
– Сзади! – гаркнул Арнвид.
Ингьяльд присел, что-то просвистело над головой, пошевелив волосы на затылке. Ударил сам, ощутил, как дубинка вошла во что-то мягкое, услышал чавканье.
– Хххх… – бородатый викинг захрипел, упал на колени, изо рта его хлынула кровь.