– Этому котищу на ухо наступил не медведь, а целый дракон, – пожаловался Харек. Лицо его исказила страдальческая гримаса.
– Я этого больше не выдержу! – твердо заявил Лычко. – Если он сейчас же не прекратит это пение, достойное разве что опившегося глухого сказителя, то я повешусь вот на этой ветке!..
– Есть выход получше, – Нерейд опасливо взглянул на выводящего рулады кота, – дать деру, пока он вопит!
– Давай, – согласился Ивар. Нужно было спасать шкуру, пока их не запели или не заболтали до смерти.
Болтун развернулся на цыпочках и крадучись отправился в обход ствола. За ним двинулся Кари.
– Куда? Мряуу! – Пение прервалось так внезапно, что Ивар вздрогнул.
– Стоим-стоим! – заверил Нерейд, замерший с поднятой ногой. – Так, прогуливаемся для лучшего восприятия песен!
– Не очень верится, – проворчал кот. – Ладно, я вижу, что вам надоело. Можете поведать мне что-нибудь из фольклора и отправляться на все четыре стороны.
– Мы должны спеть? – поинтересовался Ивар, у которого отлегло от сердца.
– Можно рассказать сказку или легенду. – Кот вновь Лег на брюхо, став таким неподвижным, что сошел бы за статую, если бы не горящие хищной зеленью глаза. – А если не сообщите мне ничего нового, то я вас скушаю!..
– Как? Братьев по разуму?.. – не поверил Лычко.
– Братья нашлись! – фыркнул зверь. – Я кот строгих принципов, и всякий, кто проходит мимо, должен добавить что-нибудь к моей коллекции. Невежды и дураки рассматриваются мной исключительно в кулинарном аспекте.
– Какой умный! – уважительно хмыкнул Нерейд. Не боится поглупеть от поедания болванов!
– Это ты к чему? – спросил Скафти.
– А в некоторых землях самых храбрых врагов съедают, чтобы получить их смелость. Если размышлять подобным образом, то этот усатый наберется от слопанных неучей не сообразительности, а доблести и отваги.
– Ну что, эриль, выручай. – Ивар похлопал по плечу зарумянившегося Ингьяльда. – Кому как не тебе знать этот, как его, фольклор?
– Я жду. – Кот зевнул, звучно клацнув зубами. – С каждым мгновением во мне становится все меньше от мыслителя и все больше от голодного хищника.
– Знаешь ли ты песнь, называемую «Речами Гримнира»? – спросил Ингьяльд, делая шаг вперед. Смотреть в глаза коту, в их изумрудное, переливающееся пламя было страшно, но молодой эриль старался, чтобы голос его звучал решительно.
– Говорри, – благосклонно промурлыкал кот, выпуская и вновь пряча когти.
Жжешь ты меня, могучее пламя, огонь, отойди!
Тлеющий мех потушить не могу я, пылает мой плащ.
Ингьяльд декламировал вдохновенно, словно на пиру, куда его пригласил прославившийся щедростью конунг. Кот внимал, и по черной морде нельзя было определить, нравятся ли ему исполненный текст или нет.
Пять сотен дверей и сорок еще в Вальхалле, верно,
Восемьсот воинов выйдут из каждой для схватки с Волком.
Ивар толкнул стоящего рядом Кари, извлек из ножен меч. Берсерк кивнул, снял с плеча булаву. Лычко, стараясь двигаться бесшумно, встал рядом, прикрылся щитом. Кто знает, как все обернется: понравится хвостатому ценителю поэзии песня или нет. Вдруг он решит, что она не стоит хорошего обеда.
Один ныне зовусь,
Игг звался прежде,
Тунд звался тоже, Бак и Скильвинг,
Бавуд и Хрофтатюр,
Гаут и Яльк у богов,
Офнир и Свафнир,
Но все имена стали мной неизменно.
Последние строки «Речей Гримнира» прозвучали под огромным дубом, и стало тихо. Ивар чуть пригнулся, выставил щит. Нерейд медленно извлек из колчана стрелу…
– Неплохо, – сказал кот, – впечатляет. Размер необычный, образы запоминающиеся. Я это беру.
Лычко судорожно сглотнул, Ивар ощутил, как расслабились занывшие от напряжения мышцы.
– Можете идти. – Кот словно не заметил, что викинги обнажили клинки.
– Э, а еще один вопрос… – Ивар поднял руку. – Где здесь в окрестностях можно достать коней?
– Коней? – Черный зверь одним гибким движением уселся, принялся задней лапой драть за ухом. Шерсть летела клоками, а глаза на усатой морде даже прикрылись от удовольствия, – На севере, в лесах, живет Баба Яга Костяная Нога. Она владеет огромными табунами. Только, боюсь, людей не особенно любит.
– Ничего, полюбит, – уверенно кивнул Ивар. – Прощай, ученый кот.
Кот не ответил. Судя по всему, он уже забыл про викингов и чесался так остервенело, словно его замучили блохи. А они у такой зверюги должны быть размером с майских жуков, если не больше.
– Живет в лесу и владеет табунами, – сказал Нерейд, когда исполинский дуб остался позади. – Где она их держит? На деревьях, что ли?
– Ты забыл, что мы не в Трандхейме и даже не в Гардарики. – Ингьяльд посмотрел на Болтуна почти с жалостью. – Кто знает, какие тут кони? Может, летающие?
– Ой! Здоровенная шишка, свалившаяся с елки, со звоном отлетела от шлема Харека. Тот от неожиданности оступился, звучно шлепнулся на задницу. Викинги загоготали.
– Какой-то лес неволшебный, – разочарованно сказал Ингьяльд. – Все самое обычное… Словно мы не в Тридесятом царстве, а где-нибудь в Бретланде!
Нерейд покровительственно улыбнулся:
– А ты что хотел, чтобы деревья ходили, а звери разговаривали?
– Нет уж! – Эриль затряс головой. – Одного говорящего кота мне вполне достаточно!
Через пустынную, угрюмую чащобу пробирались второй день. Светлые сосняки сменялись ложбинами, которые густо заросли елями. Там было сумрачно, а с серых стволов свешивались полотнища паутины. Березняки встречали веселым птичьим гомоном, а осинники – шелестом трепещущих на ветру листьев, круглых, словно монеты. Белки сновали вниз и вверх по стволам, бросая на людей любопытные взгляды, издалека доносился монотонный голос кукушки.
– Волшебства тут было не больше, чем в старом сапоге. А по мне, так без этого всего даже лучше, – простодушно сказал Кари. – Лешие эти… боги всякие… колуны… Морока с ними! Пока в землю вобьешь, они тебе больше пакостей наделают, чем жена с тещей!
– Ну не больше… – хотел отшутиться Нерейд, но на полуслове замолчал, вскинул голову. Сверху, из-за древесных крон, донесся полный тоски и злобы птичий крик, по мелодичности напоминающий скрип несмазанной двери.
– Лебеди? – удивился Ивар. – Посреди леса?
В просветы между ветвями была видна построившаяся клином стая. Толстые белые птицы, похожие на помесь гусей с лебедями, лениво махали крыльями, переговаривались гнусавыми голосами.
Один свалился набок, упал вниз, словно ястреб. Белое оперение мелькнуло над самой верхушкой ели, под которой стояли викинги.