– Пора, – согласился Ивар, с усилием вытягивая меч из Кощеевой ноги, – Коней бы только добыть неплохо.
– Может быть, свяжем? – предложил Нерейд, указывая на извивающееся на полу существо, похожее на полураздавленного червя.
– Нечем, – вздохнул Эйрик. – Дай жаль время терять.
Пробежали мимо застывших столбами скелетов с мечами. Эти стояли, опустив руки и тупо пялясь в сторону без приказа хозяина они даже не догадались броситься на чужаков.
Выбравшись из зала, некоторое время плутали в лабиринте пересекающихся —темных коридоров, похожих на проходы внутри муравейника. Пахло в них пылью и старыми шкурами, то и дело попадались замершие в « нелепых позах воины-скелеты. Повелевающая ими злая воля ослабела, и ходячие костяные остовы превратились просто в нелепые украшения.
Когда выбрались во двор, над миром сгущались сумерки. Небо было фиолетовым, как огромный аметист. Висящие в зените облака пылали, словно их подожгли вырывающиеся из-за горизонта последние солнечные стрелы.
– И где наши лошади? – воскликнул Эйрик досадливо, – Пешими далеко не уйдем!
Волк потянул черным носом, бросил отрывисто:
– Конюшня вон там, за углом.
– Лычко, Харек, за лошадьми, – распорядился Ивар. – А мы пока ворота отопрем.
Громадные створки, около которых, точно статуи, застыли полтора десятка скелетов в хороших кольчугах и надраенных шлемах, крутились со скрипом. Ржавые цепи натужно лязгали.
– Давай-давай! – сипел Нерейд, налегая на скользкие, отполированные от долгого употребления рукоятки. – Шевелись!
Ворота открывались медленно, как дверь в дом, в котором не рады гостям.
Донеслось испуганное ржание. Лошади, почуяв вол-чип запах, брыкались и норовили вырваться. Лычко и Харек с трудом удерживали их.
– Нам, пожалуй, пора, – сказал юноша в черной шапке и алых сапогах. Лук вновь расположился у него за спиной, на лице отрока застыло надменно-томное выражение. Не хватало только пера. – А то мой скакун вашим не очень-то по нраву… Успеха на вашем пути!
– И тебе тоже, – сказал Ивар.
– Пррощайте, – рыкнул Волк. – Давай залазь.
Алые сапоги ткнулись в мохнатые бока, серый «скакун» недовольно заворчал и одним прыжком сиганул в ворота.
– Как бы он волчару не заездил, – усмехнулся Нерейд.
– А они меняются, – спокойно объяснил Лычко, – оба оборотни. Сутки один в человечьей личине, сутки другой. По очереди друг у друга на спине путешествуют.
– Пора и нам в путь, – сказал Ивар, забираясь в седло. – А то очухается хозяин, объясняйся с ним…
– Один момент, – Ингьяльд с неожиданной прытью бросился к Кощееву дворцу. Некоторое время провозился, рисуя что-то на стене. Когда вернулся, то из недр здания донесся протяжный рокот. Стены вздрогнули, покачнулись л начато медленно оседать.
– Это еще что? – поинтересовался Ивар.
– Прощальный подарок. – Молодой эриль гадко ухмыльнулся. – Как бы ни было крепко здание, от этих рун развалится, словно его строили из соломы!
– Ну ты жесток! – восхитился Болтун. – Завалит нашего лысого приятеля основательно. Он хоть и бессмертный, а из руин ему придется выбираться не одно столетие!
Ингьяльд покраснел, явно не зная, как реагировать на такую похвалу.
Застоявшиеся кони вынесли воинов на степной простор. Почва под ногами вздрагивала, громадный дворец рушился, башни с золочеными крышами колебались, как тростинки в бурю. Затем медленно, величаво завалились, и над устоявшими стенами поднялась туча пыли.
– Вот и все, – Нереид скорчил скорбную мину. – Неплохой получился курган… Жаль только, не посмертный!
– Это уж точно, – буркнул Ивар.
Степь обрывалась, словно уткнувшееся в берег море. Только вместо берега тут были серые, как волчья шкура, скалы. Они громоздились друг на друга ряд за рядом, возносясь все выше, и верхний край отвесной кручи исчезал где-то за облаками.
– Прямо стена, – сказал Эйрик, задирая голову.
– Край мира, – вздохнул Ингьяльд, а затем поправился: – Тридесятого царства. Выглядит словно подпорка под небо. Интересно, как там вверху солнце по утрам протискивается?
Болтающееся в зените светило не спешило отвечать.
– Чем ерунду молоть, лучше бы подумал, как ту яму искать, – досадливо поморщился Ивар. – Непонятно даже, в какую сторону ехать!
Ингьяльд вытащил мешочек с рунами, долго ковырялся в нем. Костяшки постукивали друг о друга, напоминая шаги одного из скелетов, служивших Кощею Бессмертному. На вытащенную руну эриль уставился с таким выражением, словно видел ее впервые.
– Ну? – не выдержал конунг.
– Руна Солнца. – Ингьяльд скорчил важную мину. – Поехали-ка на юг.
– Ты уверен?
– Еще как, – Большая Рука поскреб лоб, пожал плечами. – Уверенней не бывает!
Поскакали на юг. Высящаяся по левую руку исполинская каменная стена медленно сдвигалась, один отвесный склон сменялся другим. Острые вершины хмуро смотрели на людей, точно похмельные великаны.
До черного провала в земле добрались к вечеру.
– Надо же, не ошибся! – восхищенно сказал Нерейд, глядя на раздувшегося от гордости, как петух на заборе, Ингьяльда, – Теперь, когда до ветру соберусь, всегда буду вопрошать мудрого эриля, в какую сторону лучше!
Большая Рука отвернулся.
– Что, в эту тоже прыгать? – спросил Ивар, заглядывая в заполненную тьмой яму. Солнечные лучи в нее не проникали: они сразу вязли в водовороте густой, темной жидкости.
– А как же, – Ингьяльд усмехнулся, – Только на этот раз вместе с лошадьми!
– Зато без висящих на пятках степняков. – Ивар покрепче намотал на руку повод. – Ну, была не была, пойду первым.
Лошадь упрямилась, не желала лезть в черную яму, недоуменно косила карими глазами, всем видом показывая, что она не суслик и жить в норах не привыкла.
– Вперед, волчья сыть, – прохрипел Ивар, волоча упирающееся животное за собой. – Прыгай!
Лошадь издала протестующее ржаные, но сопротивляться перестала. Нога Ивара повисли над пустотой, и он ухнул вниз. Желудок подскочил к горлу, а в ушах засвистел ветер.
Вот ступни коснулись тверди, колени подогнулись.
Держа за повод испуганно храпящую лошадь, Ивар стоял на узком скальном карнизе. По правую руку высилась отвесная стена, по которой и паук не взберется, по левую зияла пропасть, на дне которой медленно и величаво ползли сизые клубы тумана.
Плотные серо-голубые тучи низко плыли над каменистым грунтом, через разрывы в их пелене мелькали вздымающиеся к небесам величественные горные хребты, Их острые гребни были покрыты снегом, словно лезвия исполинских клинков, облитые молоком.