И, погрозив напоследок кулачищем, приятель Фомы Катиной скрылся в коридоре.
— Начнем наше занятие, — проговорил преподаватель, с удивлением взглянув на продолжающего стоять столбом студента, — что вы замерли, Топыряк? Садитесь!
Арс сел и уткнулся в конспект. Но сосредоточиться на особенностях локализации заклинаний в пространстве и времени ему никак не удавалось. Мешали провокационные взгляды, бросаемые на «поклонника» любвеобильной Фомой. Та так и вбила себе в голову, что букет ей наколдовал Арс, и расставаться с этой мыслью никак не хотела.
Едва занятие закончилось, он первым вылетел из аудитории и галопом понесся по коридору, то и дело натыкаясь на ДНД-шников. О том, что сегодня вообще пришел в университет, Арс сильно жалел.
За проведенные внутри Магического Университета дни сержант Васис Ргов сильно изменился. Блуждая среди волн сырой магии, он потерял остатки рассудка, оброс пылью и грязью. Глаза его блестели дико и яростно, а в звуках, вырывающихся изо рта, никто не признал бы человеческую речь.
Чем он питался все это время — оставалось загадкой. Истиной было лишь то, что обтрепанный и помятый, менее всего напоминающий бравого стражника, он вовсе не выглядел истощенным.
Проснулся он в темном подвале, когда земли коснулись первые лучи рассвета. Естественно, оные лучи сюда проникнуть не могли, вокруг царила кромешная тьма, но бывший сержант нутром существа, ведущего дневной образ жизни, ощутил восход животворного светила.
Поднявшись, он совершил жест, напоминающий отдание чести — единственное, что сохранила память из его разумного прошлого, и побрел куда глаза глядят. Точнее — куда не глядят, поскольку видно все одно ничего не было.
По прошествии некоторого времени и нескольких десятков шагов он врезался лбом в стену. Раздался металлический звон. Шлем за дни безумия словно сросся с головой Ргова и не раз спасал ее от повреждений.
Некоторое время бывший Торопливый стоял неподвижно, пытаясь осмыслить произошедшее. Затем повернул, и побрел в сторону, вдоль возникшей преграды.
И тут же в глаза ему проникла исключительно маленькая порция света.
— Тут кто-то есть! — донесся далекий голос.
— Вон движение, быстрее! — добавился к нему второй.
Скорбный разумом сержант не обращал на далёкие звуки никакого внимания, он брел себе и брел с отрешенностью мудреца, постигшего великое Дао. И только когда совсем рядом зазвучали шаги, он резко развернулся.
Свет факелов показался болезненно ярким. Слезящимися глазами Васис смог разглядеть три черных прямоугольных силуэта. Ощущая в них какую-то угрозу, он зарычал.
— Монстр с металлической головой! — сказал один из голосов с удивлением. — Первый раз вижу такого!
— Явно сбежал из лаборатории! — добавил второй осуждающе. — Ох уж эти наши искусники! Мало им Факенштейна?
— Хватай его! — сказал третий.
При последнем слове в теле безумца сработали дремлющие инстинкты стражника. Он услышал приказ, записанный даже не на клеточном, а на молекулярном уровне, и бросился его выполнять.
Ринулся хватать.
Один из магов, стиснутый в железных объятиях, упал, факел отлетел в сторону, где сердито зашипел и погас.
— Вы имеете право заткнуться… вы имеете право на десять ударов по печени, — заглушая стоны поверженного, звучал из тьмы глухой речитатив, — вы имеете право занять место возле параши…
— Так это же Торопливый! — высказал блестящую догадку один из оставшихся на ногах магов.
— Тот, который потерялся! — добавил второй и спешно запустил в воздух небольшой клубок света. Тот задергался, точно его тошнило, но остался висеть на месте.
Из тьмы явилась живописная картина. Поцент кафедры пограничной магии, глава патруля ДНД, отправленного проверить подвалы, валялся на животе. А на спине у него сидело существо в железном шлеме, отдаленно напоминающее человека, и пыталось связать выкрученные руки преподавателя грязной тряпкой.
— Что вы медлите, идиоты! — прохрипел поцент несколько неразборчиво по причине того, что лицом он был вдавлен в грязный и неровный пол. — Спасайте меня быстрее!
— Сейчас, — ответил ассистент со знаками магии искусства на мантии и эффектно щелкнул пальцами.
Железноголовое существо, скованное парализующим заклятием, слегка задергалось, а затем медленно завалилось на бок. При соприкосновении шлема с полом раздался тяжкий удар.
— Как бы голова не пострадала, — забеспокоился третий преподаватель, с кафедры демонологии.
— Ничего, — утешил его знаток магии искусства, — у Торопливых черепушки крепкие! Их можно топором рубить, да вот только лезвие жалко!
— Кхе-ухм, — вступил в разговор поцент, поднимаясь с пола. Мантия его была перепачкана, а на лице красовалась длинная царапина. — Вы точно уверены, что это стражник?
— А кто же еще? — наклонился к парализованному демонолог. — Вот шлем на голове, вот меч… э, ножны от меча. Сам клинок он потерял, но кто будет носить такие гнусные ножны, кроме Торопливого? А лицо? Вы только взгляните на то, что называется у него лицом?
— Да, — поцент брезгливо сморщился. То ли под воздействием магии, то ли от грязи, обильно удобряющей их корни, волосы Васиса за дни странствий по МУ стали расти с бешеной скоростью. Глаза почти скрылись под кустистыми бровями, усы торчали, точно два ершика для мытья посуды, а бороду можно было сравнить с порослью дикого мха.
Увидеть среди всего этого лицо оказалось — довольно трудно.
— Ладно, — принял решение старший патруля, — берите его, и понесли…
— Мы? — возмутился волшебник с кафедры искусства. — Тащить эту пакость? Пущай сам идет!
Хитро составленное заклинание заставило сержанта подняться на ноги и передвигать их с завидной скоростью. За ним с пыхтением топали маги, едва поспевавшие за обнаруженным в подземельях бедолагой.
Петлять по подвалам пришлось недолго. Вскоре впереди забрезжил дневной свет. Васис Ргов не видел его уже несколько дней. Белесое свечение вызвало в душе стражника смутные воспоминания о чем-то хорошем. Вопреки подстегивающему его заклинанию он опустился на пол и зарыдал.
— Эх, как корежит-то беднягу, — сочувственно сказал поцент, — давайте-ка, один срочно к медикам, пусть пришлют кого-нибудь, а ты — пошли кого помоложе к Торопливым, пусть забирают своего бойца!
Весть о том, что потерянный сослуживец найден, застигла лейтенанта Лахова и сержанта Калиса в кабачке «Потертое ухо», где они заливали терзавшую нежные стражнические души горечь по поводу нераскрытых преступлений. На глаза начальству доблестные стражи порядка в последние дни вовсе не показывались, опасаясь гнева и репрессий.
Организмы Торопливых были отягощены не одной кружкой пива, и поэтому Лахов не сразу понял, что там бормочет появившийся рядом малый в университетской мантии, от одного вида которой лейтенанту становилось плохо, а на коже выступали волдыри.