Десятки сидящих на лавках людей и не совсем людей уставились на гнома с неодобрением.
– Снова опаздываешь, – сказал Горшо Пуст, выковыривая из бороды яблочные огрызки.
– Задержался немного на работе, – Вагонетка икнул, и прянувший в стороны «аромат» красноречиво сообщил, что это была за работа и сколько в ней имелось градусов.
– Ладно, садись, – Горшо Пуст махнул рукой, – заседание Клуба любителей реальности «Тролль» объявляется открытым!
Внимательный взгляд мог бы заметить, что председатель сегодня выглядит не так уверенно, как обычно, и что голос его звучит чуть менее зычно, а в глазах иногда проглядывает затравленное выражение.
– Ну, это… – сказал он. – Я как бы…
– А где обещанный тип из другого мира? – поинтересовались из задних рядов.
Плечи Горшо Пуста, опасавшегося именно этого вопроса, печально опустились
– Он сбежал к себе в реальность, – сообщил он. – Мы гнались за ним, но несколько упустили.
– А где Типус Вдамс? – не унимался любопытный.
– Он решил остаться в пустыне Капец, – вместо председателя ответил Гемоглолюб. – Нашел себе там непыльную работенку.
– А, ну да, ну да… – подвал наполнился невнятным шушуканьем и подозрительными взглядами.
– Зато сегодня к нам присоединяется новый член, – сказал Горшо Пуст, из последних сил пытаясь удержать рассыпающийся на песчинки авторитет.
С передней скамьи поднялась некая фигура.
Выйдя на свет факелов, она оказалась худощавым старикашкой в практичном кожаном костюме. Он встал рядом с председателем, и под его взглядом затихли даже отъявленные болтуны.
– Привет, – проговорил старикашка и улыбнулся, обнажив гнилые зубы и мощный источник чесночного запаха. – Меня зовут Старый Осинник, и я решил приобщиться к этой самой… реальности…
Собравшиеся в подвале существа все до одного были немного повернуты на всяких странных книжках, но даже они понимали, что рядом с человеком типа Старого Осинника необходимо вести себя тихо, если хочешь сохранить голову на плечах.
– Э… отлично, – сказал Горшо Пуст, и его голос, прозвучавший в полной тишине, породил в углах шепчущее эхо. – Мы всегда рады новым членам нашего клуба…
Старый Осинник несколько удивленно взглянул на председателя, прикидывая, стоит ли его убивать, а затем вновь заулыбался.
– Это штука, я понял, – сказал он, усаживаясь обратно на лавку, – новым членам… Ха-ха! Если бы принимали тетку, ты бы сказал – новым баллонам!
Горшо Пуст нервно сглотнул.
– Да, конечно. А мы приступаем к запланированному обсуждению глубоко философской и концептуальной книги Мори Звездяковой «Стиральная машина: почини сам». Кто желает высказаться?
Вагонетка издал негромкий, но прочувствованный храп.
День Шустрой Черепахи десятого месяца, первый день осени, открывает учебный год в Магическом Университете. Отдохнувшие, отъевшиеся студенты и подлечившие нервы преподаватели с искренней радостью (единственный раз в году) приветствуют друг друга. Всерьез в этот день никто не учится, а вечером все дружно напиваются.
Среди валом валящих в сторону университета студентов крайне мрачными выражениями лиц выделались три молодых человека.
Арс Топыряк, Рыггантропов и Тили-Тили шли на учебу так, как осужденные шагают на казнь. Разве что руки их были свободны от веревок и цепей, а лица не украшали следы побоев.
– Интересно, что с нами сделают, в натуре? – вздохнул Рыггантропов, когда впереди показались ворота.
Драконьи головы смотрели на проходящих мимо студентов почти с отеческой нежностью.
– Отправят для опытов на кафедру медицинской магии, – буркнул Арс. – И закончим мы жизнь в виде заспиртованных образцов…
– С-с-с-с-с!
– Что значит – живым не дамся? Нас магией скрутят и все. Или ты с прохфессором справишься?
Кисточки на кончиках ушей йоды грустно обвисли.
– Ладно, не надо печалиться. Может, еще наше объяснение прокатит, – сказал Арс с натужной веселостью.
Почти два летних месяца, обычно посвящаемых отдыху и веселью, приятели отдали теоретической магии. Они прочли кучу книг, исписали сотни листов бумаги пятиэтажными формулами и в конце концов создали теоретическую модель столкновения гостя из иного мира с гостем из другого мира номер два, в результате которой оба гостя возвращались домой.
В окончательном виде модель занимала пять листков (мелким убористым почерком) и сейчас хранилась в кармане у Арса.
Приятели миновали драконьи головы, пересекли двор и, прокладывая путь через бурлящую толпу (в первый день на учебу являлись даже те, кто отродясь на нее не ходил), добрались до кафедры демонологии.
– Пришли, – проговорил Урно Кеклец. – А где наш гость?
– Вот, – сказал Арс дрожащим голосом, вынимая из кармана пачку листков. – Мы все видели своими глазами.
– Что? Вот эти закорючки?
– Нет, его исчезновение. Там написано.
– А ну присядьте, – Урно Кеклец махнул лапищей в сторону стоящей у стены лавки и углубился в чтение.
В теоретической магии заведующий кафедрой демонологии оказался слабоват, через пять минут чтения его глаза полезли на лоб, а лицо побагровело. Выругавшись, Урно Кеклец перескочил через половину вычислений прямо к выводам.
– Еще один чужак? – нахмурился он. – Он-то откуда взялся? Или и его наши экспериментаторы притащили, только тайком?
– Не можем знать, – проблеял Арс, ощущая, как острые заклинания медиков расчленяют его плоть. – Он был полупрозрачный и весь светился…
– Вы надо мной не издеваетесь? – Урно Кеклец попытался смутить студентов гневным взглядом, но из этого ничего не вышло.
До старых, безумных героев ему было далеко.
– Ладно, – сказал заведующий кафедрой. – Исчез, ну и демоны с ним. Главное, чтобы ректор про него не вспомнил. А если вспомнит, то я ему эти бумажонки покажу. Но где деньги, что я вам дал?
Ожидавший и боявшийся этого вопроса Арс неловко заерзал.
– Ну, он… находился у нашего гостя, когда он исчез.
– То есть пропал вместе с ним?
– Типа, да, – совершенно честным голосом сказал Рыггантропов.
На самом деле они врали – согласно модели, ничего, принадлежавшее Лоскутному миру, покинуть его не могло.
Но что за студент откажется от халявной кучи денег?
– Я вам поверю, – Урно Кеклец хмыкнул, – но если выясню, что вы вдруг стали очень богатыми, то у вас будут крупные неприятности. И помните о ректоре, – он помахал листками, – если это окажется бредом…
Арс судорожно сглотнул, Тили-Тили слегка позеленел, и даже на лице Рыггантропова, по невыразительности сравнимом с воловьей мордой, отразились какие-то опасения.