– Это было гораздо лучше, – сказал издатель удивленно. – Просто поразительно.
– Что?
– Я о встрече. Это было куда как пристойнее.
– Вы кому-то говорили, где я живу? – спросил Влад, помолчав.
Издатель поднял брови:
– Нет. А что? Что вы имеете в виду?
* * *
Всю ночь он просидел за компьютером. Гран-Грэм, мужественный тролль, вывел Дею и Философа из логова Страхоедов, но уже на другой день стало ясно, что Тот, Кто Идет Следом, не только не отстал, но даже и сократил отрыв, и пришлось поднажать, и еще поднажать, и путники почти выбились из сил, когда впереди показались башни Города Лягушек…
Утром Влад понял, что совсем не хочет спать. Обе встречи с читателями, запланированные на этот день, закончились на час-полтора позже, чем это намечалось. Вопросы не иссякали, обаяние и остроумие «уважаемого автора» приводили публику в восторг; в обоих магазинах был моментально раскуплен недельный запас приключений Гран-Грэма. Издатель уже ничего не говорил, а только жмурился, как сытый кот.
Влад постоянно ждал, что Анжела объявится в гостинице. Но она не приходила; мог ли он обознаться?
Десятого числа, проведя последние две встречи и воспользовавшись хорошим настроением издателя, Влад затеял с ним достаточно жесткий разговор, результатом которого стало «право автора на личную жизнь». В ближайшие полгода Влад был свободен от любых публичных акций; об этом составлено было специальное дополнение к договору. Настояв на своем, Влад распрощался, сел в машину и был таков.
Некоторое время он колесил по городу, узнавая и не узнавая знакомые места. Припарковался на стоянке перед театральным институтом (раньше здесь не было никакой стоянки). Побродил по парку, где они с мамой в свое время пересидели по очереди на всех скамеечках; и парк, и скамейки остались почти без изменений.
Четверть часа провел перед домом, где раньше жила Анна с родителями. Дом обветшал; на бывшем Аннином балконе ржавел чей-то велосипед. Незнакомые женщины выгуливали незнакомых шумных детей; Влад завел мотор и поехал прочь из города.
«– Бежим! Мы должны вырваться за городскую стену раньше, чем солнце коснется горизонта. Если мы опоздаем – наши шкуры натянут на барабаны, Лягушки не прощают тех, кто не похож на них…»
Зарево столицы долго висело в зеркале заднего обзора, но в конце концов погасло и оно.
* * *
Влад не видел, как они впервые встретились. Влад, к своему огромному сожалению, не был всеведущ и вездесущ; когда вечером Анну перехватил у выхода длинный, как шпилька, соломенноволосый молодой человек, Влад сразу же понял, что Анна уже знакома с ним. И что познакомились они недавно.
Они шли по улице бок о бок, не касаясь друг друга и почти не разговаривая, а на расстоянии ста шагов за ними тащился, как запоздавшая тень, Влад. Паники пока что не было, было только смятение; этот долговязый был такой же, как все предыдущие ухажеры, и все-таки он был совсем другой. Те, предыдущие, были раздражающей помехой – а Славик был соперником, Влад понял это раньше, чем узнал, как его зовут.
Ему, призраку с последнего ряда, ему, студенту-фантому, ему, «дурке», стоило только выйти из тени. Только поговорить с Анной, только попасться ей на дороге, только задеть ненароком, только пристроиться рядышком, а потом исчезнуть на неделю, а потом вернуться и снять с ветки готовый плод, и пусть хоть тысяча славиков идет с ней по темной улице, бок о бок, не решаясь взять за руку…
Он сидел на краю фонтана и смотрел на грязно-бежевых голубей, дерущихся за последнюю крошку его печенья. Можо было бросить учебу и снова уехать, куда глаза глядят, но это означало отказаться от с таким трудом завоеванных позиций, снова скатиться с ледяной лестницы, по которой уже пройдено несколько ступенек.
Можно было остаться и быть свидетелем Анниной любви.
Еще можно было ошибиться. Потому что Анна – человек глубокий и непредсказуемый, если ее заинтересовал Славик, это еще не значит, что их отношения перерастут во что-то серьезное.
«Ты помнишь… Хотя нет, ты не помнишь, наверное. Тебе было тогда не до меня. Ты просто перестала замечать меня в аудитории – и моего отсутствия не могла заметить тоже.
Знаешь, теперь мне кажется, что наш университет – я имею в виду и здание, и распорядок занятий – специально был устроен для того, чтобы ты меня не замечала. Все эти огромные пространства, запутанные коридоры, аудитории на несколько сот человек… Все эти «потоки», толпы, сутолока, бесконечные залы…
Во всяком случае, я его, университет, видел именно таким. Я не любил его. Те, в которых я учился раньше, были как-то уютнее, наверное потому, что у них было по несколько зданий… А этот был одним циклопическим сооружением, холодным, серым, с грязными сортирами. С какими-то бесконечными коридорами, переходами, лестницами и подвалами. Термитник. И ведь я ни на секунду не верил, что буду работать по специальности, я просто прятался в нем, как перед этим прятался еще в нескольких учебных заведениях, прятался не только от армии, но и немножко от жизни…
Знаешь, мне ведь каждый год приходилось переводиться в новый университет. Это было тяжело. Не знаю уж, за кого меня принимали; учиться мне было нетрудно, но из-за этих постоянных переводов я не был уверен, что смогу защитить диплом. Очень странно – я вспоминаю два последних года в университете светло, почти с благодарностью. И благодарен прежде всего тебе.
А тогда – тогда ты была счастлива, потому что влюбилась. Впервые и по-настоящему. В человека, который достоин тебя.
Дружище, это были черные дни в моей жизни. Дни, когда я окончательно тебя потерял».
* * *
Мокрый снег облепил деревья. Фонари горели через один – белые и оранжевые. Тени корявых веток размазывались в тумане, вносили новое правило в замысловатую игру света и темноты; Влад шел, чувствуя, как проседает под ногами серо-синее, подтаявшее, сырое.
Анжела будет искать его. Теперь наверняка. Как бы он, Влад, поступил, будучи Анжелой?
Во-первых, вернулся бы в уже знакомый дом под предлогом забытой шпильки. Обнаружив, что дом пуст и хозяин в отъезде, связался бы с издателем… Все эти разъезды стоят денег, но Анжела, по всей видимости, человек обеспеченный. Откуда?.. Не наше собачье дело. Дальше… связался бы с издателем, представился бы корреспондентом солидной газеты, желающим взять интервью у писателя Палия. Издатель развел бы руками, в крайнем случае просил бы приходить через полгода, потому что писатель Палий напряженно работает и просил его не беспокоить. А потом, может быть, перезвонил бы Владу на мобильник…
А фигушки, потому что в медвежьем уголке, куда Влад не без стараний забился, мобильник не работает. Издателю приятным голосом сообщат, что абонент недоступен, но он не станет беспокоиться, потому что хоть Влад и слывет оригиналом, но договор до сих пор не нарушал ни разу, даже в мелочах.