Соник теперь боялся потерять Анжелу.
Ни одну женщину прежде он не боялся потерять. Все они боялись потерять его, и все в конце концов теряли; теперь все переменилось. Соник впервые в жизни почувствовал себя несвободным, обычное его веселье понемногу пошло на убыль, и он почти перестал работать.
Вот она, цена безрассудного увлечения! Вот она, женитьба, кольцо на пальце и прочие прелести!
Однажды Соник, немножко выпив, снова что-то не так сказал – и Анжела снова ушла. И все повторилось с начала; Соник сперва пил, а потом умирал, плакал, корчился с пеной у рта, и Фрол не знал, что делать; позвони ей, со слезами умолял Соник, и в конце концов сам позвонил Анжеле, и сказал в трубку, что любит ее больше жизни, и просит прощения, и вообще…
Анжела снова примчалась, как торпеда. Соник от смерти перешел к счастью, и Фрола выставили за дверь.
…Последние несколько месяцев супружеской жизни Соника были, как мясорубка. Супруги ругались чуть ли не ежедневно; Анжела лила крокодильи слезы. Вольно же ей было реветь белугой! И кто, как не она, был виноват? Почему бы ей не отпустить Соника? Не позволить жить, вести себя так, как тот считал нужным? Зачем тыкать ему в лицо – каждый день! – своей, видите ли, «индивидуальностью»? Кто создал ее, эту «личность», слепил по кирпичику из случайно подобранного на улице сырья? Кто, как не Соник?
Конечно, Соник не был легок в общении. Но он имел на это право. Он был гений… А Анжела не могла, видите ли, снести его раздраженного тона! Соник не привык к придиркам. Ему становилось все хуже. И тогда Фрол подумал, что брату может помочь знакомство с другой женщиной – клин клином…
На маленькой квартире Фрола стали происходить свидания его брата и одной совсем юной девочки, студентки Художественной академии, искренне влюбленной в Соника и его работы; Соник повеселел, и Фрол уверен был, что все позади, власть строптивой женщины над его братом изжита, теперь остается только подождать немного.
Анжела не стала ждать. Она выследила Соника – поистине, у нее был собачий нюх. Она застала Соника прямиком в объятиях нежной девочки – а брат был так беспечен и так увлечен, что даже не запер за собой дверь Фроловой квартирки… Вот этой самой, однокомнатной…
Мерзавка. Шпионка. Взрослая баба, устроившая невесть какое представления из совершенно житейской, простительной ситуации. Чего, чего она не поняла?! Какое право она имела предъявлять Сонику хоть какие-то претензии? В особенности после того, как превратила его жизнь в ад?!
Девочка потом рассказала Фролу, что у Соника было «страшное лицо». Что он «застыл», глядя в глаза своей Оранжевой Даме, и не издал ни звука, когда она развернулась и вышла…
Соник попрощался с девочкой, оделся и вышел следом. Вернулся в мастерскую, собрал вместе все портреты Анжелы – и в их обществе вскрыл себе вены.
* * *
– Вот, – сказал Фрол Ведрик. – Света здесь нет… Зато здесь сухо. Некоторые в рамах, некоторые без рам…
Луч фонаря выхватил из темноты какое-то сине-розовое пятно. Присмотревшись, Влад разглядел синего лебедя на розовом пруду; Богорад хмыкнул.
– Это не его работы, – сказал Фрол Ведрик. – Это… Тут хранилище, вообще… Его работы там.
И пошел впереди; белый луч фонаря упирался ему в спину.
– Ты ведь не будешь делать резких движений? – осведомился Богорад.
– Здесь, – Ведрик повел рукой. – Освещение должно быть хорошее… Лучше дневное. Все его работы подписаны в правом нижнем углу… Вот только что вы хотите увидеть? Что я ничего не украл?!
Богорад хмыкнул еще раз:
– Месть спустя десять лет… Маловероятно, Ведрик. Многовато. Все скорбел по брату, а спустя десять лет взял да и…
– Вы ничего не докажете, – быстро сказал Ведрик.
– Возможно… Но работы Самсона принадлежат его вдове. По закону.
– По закону?!
Ведрик обернулся. В свете фонаря его искаженное лицо выглядело, будто нарисованное на мятой простыне. В глазах стояла обида – многолетняя. Свинцовая. Главная обида его жизни; как будто словосочетание «по закону» стало личным его врагом, кошмаром, проклятием.
– По закону?! Она, эта сука…
– Если я еще раз услышу это слово, – ровно сказал Влад, – я заверну его тебе в глотку вместе с языком и зубами.
Ведрик дернулся:
– И ответите… Потому что все, что вы делаете со мной – незаконно! Это… вас будут судить, а не меня!
В кармане Богорада запищал телефон.
– Алло?
Снаружи, за огромными окнами, шелестел ветер. Внизу подмигивал, перекрываемый ветками, белый тусклый фонарь. Пахло, кажется, олифой – и еще чем-то специфическим, Влад никогда не был в мастерских художников, но специфический запах был ему смутно знаком.
– Да? – снова спросил Богорад. – Ага… Ага. Ну конечно. Спасибо, Саня…
Луч фонарика поднялся выше. Белым пальцем уперся Ведрику в лицо:
– Вот и все, Фрол. Мотив у тебя… Хороший такой мотив.
– Вранье, – быстро сказал Ведрик. – Вранье.
Богорад обернулся к Владу:
– Последние работы Ведрика до неприличного выросли в цене. И продолжают расти… Две миниатюрки, которые он подарил друзьям, ушли на аукционе по двадцать тысяч каждая. Здесь, – Богорад повел рукой, обозначая окружающее темное пространство, – прямо золотые россыпи какие-то… Да?
Фрол попытался выскользнуть из светового пятна, Богорад догнал его лучом фонарика:
– Стоять… С таким мотивом, Фрол, тебе надо стоять и не двигаться.
– Вранье, – нудно повторил Ведрик.
За спиной у него – Влад вздрогнул – появилось лицо. Крупные мазки бликовали в белом глупом свете фонаря; на холсте был изображен щуплый молодой человек с маленькой остроконечной бородкой.
– Кто это? – механически спросил Влад.
Ведрик повернулся всем телом. Прикрыл глаза от слепящего света:
– Это я… это не ваше дело. Это мой портрет, ясно вам? Мой портрет тоже мне не принадлежит по закону?!
В лице молодого бородача было что-то – неуловимое – от Фрола Ведрика, квадратнолицего и рыхлого. Юноша мог бы приходиться Ведрику племянником, например.
– Немудрено, – тихо сказал Влад. – Немудрено, что она не узнала…
– Она не узнала?!
Ведрик нырнул под луч фонаря. Что-то упало с грохотом; темная тень шарахнулась в сторону. Метнулся луч; упал на пол фонарь. Ведрик ушел от Богорада, попытавшегося его ухватить – и ссыпался вниз по лестнице; оттуда сразу же донесся его отчаянный крик – и короткие неразборчивые реплики нескольких мужских голосов.
– Кто там? – быстро спросил Влад.
– Полиция, – пояснил Богорад, поднимая фонарь. – Все, ему не отвертеться. Можете спокойно спать, господин Палий… Жизни госпожи Анжелы Стах ничего не угрожает.