Инквизитор слушал, не глядя на Ивгу. Смотрел, как потихоньку дымится на краю пепельницы пропадающая втуне сигарета. Ивга ждала, замерев.
— Видишь ли, — проговорил инквизитор тоном ниже. — Видишь ли… Мне такими вещами не положено заниматься по рангу… Извини, но именно сейчас я ничего не могу тебе сказать.
И он взглянул на Ивгу. Быстро, мельком, но так, что она вздрогнула.
В трубке возбужденно трещал металлический, измененный расстоянием голос. Громкий и напряженный, и, кажется, очень желающий убедить.
— Хорошо, — отозвался инквизитор медленно. — Но почему ты звонишь, а не он? Он вроде как половозрелый парень, нет?..
Ивге стало неприятно. Будто Назара при ней оскорбили.
— Хорошо, — повторил инквизитор, но как-то утомленно, тускло. — Пусть позвонит мне… Или я позвоню, если будут новости. Да?..
Ивга поднялась. Бесшумно вернулась в гостиную. Постояла, оглядывая комнату и не запоминая ее; села в углу на пол, подобрав под себя ноги. Невежливо подслушивать чужие разговоры.
* * *
Он положил трубку и несколько минут сидел, глядя, как исходит пеплом оставленная сигарета.
Вот оно каково папаше — в одиночку, с самого младенчества воспитать единственного сына. Откладывает отпечаток… на личность. Возможно, не на всякую — но на личность Юлека обязательно. Юлек — прирожденный опекун…
Девчонка сидела в гостиной, прямо на полу. Рыжая. Лиса в капкане. Вопросительно подняла глаза — и сразу же спрятала, опустила. Глаза, надо сказать, воспаленные — но вовсе не затравленные; Клавдий коротко вздохнул. Нет ничего хуже, чем неучтенная ведьма.
— Ну вот что, Ивга… Мой друг, а твой в какой-то степени свекор мается, надо сказать, дурью. Ему, естественно, интереснее судьба сына… чем наши с тобой доводы. И кое в чем он прав. Сейчас мы выждем полчаса, ты все хорошо продумаешь и позвонишь… профессору Митецу.
— Нет, — сказала она быстро. — Я не… нет. Я не знаю, что… говорить.
Клавдий с показным удивлением пожал плечами:
— Тогда — что? Что нам с тобой делать?
Девчонка снова напряглась. Ощетинилась, вжимаясь лопатками в угол дивана, и Клавдий в который раз почувствовал тугой комок ее потенциальных возможностей. Хотя… После инициации любая из них может стать как выдающимся воином, так и серенькой рабочей ведьмочкой.
— Позвони, — сказал он примирительно. — Он нервничает. Он тебя ищет… Попытайся понять. Позвони… А я, если хочешь, выйду.
И, не дожидаясь согласия, он прошел в кабинет и прикрыл за собой двери.
Долго, очень долго в комнате было тихо. Потом тихонько зацокали клавиши телефона, и Клав удовлетворенно кивнул, на слух распознав номер. Прикрыл глаза и закинул ногу на подлокотник мягкого кресла.
— Это я.
Голос девчонки звучал глухо, но вполне прилично. Твердо звучал, без колебания и всхлипов; Клавдий нашел в ящике стола леденцовую конфету, повертел в пальцах и сунул за щеку.
— Это я… Да.
Молчание. Интересно, о чем говорит добряк-профессор, потеющий сейчас на противоположном конце провода.
— Я понимаю, что виновата, — голос юной ведьмы сделался громче, теперь в нем ясно слышалось сдержанное достоинство. — К сожалению, у меня не было другого выхода.
Клав разгрыз леденец и тут же с опозданием вспомнил, что терпеть не может ментола. Кажется, он просил домработницу покупать другие — со вкусом, по крайней мере, барбариса…
— Я понимаю, — в голосе Ивги скользнула металлическая нотка. — Думаю, вам надо решить. И Назару надо определиться… Нет, не беспокойтесь. У меня все хорошо.
Гордая провинциалка, подумал Клавдий угрюмо. После трех вокзальных ночей еще станет, пожалуй, врать про какую-то добрую подругу, у которой можно жить в довольстве и безопасности хоть год, хоть десять…
Он вдруг ощутил раздражение. Смутную злость на обоих Митецов, готовых поверить столь удобной для них байке… Да и ведьмочка хороша, с эдакой подростковой болезненной гордостью…
— Я?
Голос девчонки напрягся; оттягивая, по-видимому, ответ, она переспросила еще раз:
— Я?..
Пауза. Заминка; Клавдий точно знал, что и на другом конце провода молчат тоже. Ждут ответа на поставленный вопрос.
— Я… — девчонка замялась. — Я у… господина Старжа. Да…
Вот оно что. Ивга, выходит, собиралась соврать про телефонную будку, из которой звонит. Или, опять же, про верную подругу… Но испугалась, что Клавдий истолкует ее вранье превратно.
— Да, — повторила Ивга, и голос ее прозвучал неожиданно глухо. — Конечно.
Клавдий неслышно встал; дверь его кабинета никогда не скрипела.
Ивга стояла у окна, к нему спиной. Витой телефонный шнур разлегся на паласе, как огромных размеров дохлая пиявка. Ивга стояла, втянув голову в трясущиеся плечи, и трубка в ее опущенной руке непрерывно говорила — чуть напряженным, но в общем-то вполне приятельским тоном.
Он вытащил трубку из ее судорожно сжавшихся, но сразу же ослабевших пальцев. Приложил к уху — пластик был еще теплым и еле-еле пах дезодорантом. Недешевым, насколько мог определить искушенный Клавдий.
— …не делается сразу. Ты ведь понимаешь меня, Ивга? Ты бы не хотела причинять Назару… ну, лишнюю боль?.. Конечно, это не мое дело, но… Такие вещи не решаются за один день. Он обижен, — в голосе скользнул упрек, — но, я думаю, после некоторых размышлений… И, когда он сам будет готов тебе сказать… м-м-м… Ивга? Ты меня слышишь?
Клавдий протянул трубку девушке. Та отворачивалась, упорно не показывая лица — но голос снова был вполне тверд, когда, переведя дыхание, она сказала в трубку:
— Да. Конечно, вы правы.
Клавдий перехватил ее руку, потянувшуюся к телефонному рычагу; запястье было тонким и твердым, как ветка.
— Да, Юль, — небрежно бросил он, снова завладев трубкой. — Как видишь, я свое обещание выполнил… Могу я узнать, о чем вы договорились?
Пауза. По-видимому, профессор Митец не ожидал столь быстрой смены собеседников.
— Н-ну, Клав… Я не знал, что… Короче говоря, мы договорились дать Назару время на размышление. А потом, когда он придет в себя…
— Потом — это когда? — вкрадчиво осведомился Клавдий.
Митец заколебался:
— Ну, неделя… Может быть, две…
— Юль, — Клавдий сам ощутил, как изменился, наполняясь железными нотками, его ровный голос. — Девочка очутилась в дрянной ситуации. Ей некуда идти, она не зарегистрирована. Ведьмы, не прошедшие регистрацию в течение двадцати четырех часов с момента подписания последнего указа, — он мельком глянул на часы, — подлежат принудительной изоляции. Скажи мне внятно, берете ли вы с Назаром Ивгу под опеку? Сейчас? Или мне вызывать наряд, чтобы тащить ее в приемник-распределитель?..