Этот тепловоз он не забудет до конца дней своих. Он даже на трамвайный путь в жизни своей не выйдет, более того — две нарисованные рядом черты будут означать для него рельсы. И вызывать содрогание…
Где Дюнка? Здесь, под черным камнем, или там, в запертой душной квартирке? Куда ему хочешь-не хочешь, а надо возвращаться?
Третий день над землей лежит густой, непроглядный туман. И съедает звуки.
Одно совпадение — неприятно. Два совпадения…
Собственно, почему их не может быть два? Сколько людей ежегодно гибнет под колесами товарняков и электричек? Особенно в туман. Или по пьяни…
Клав потрогал голову. Вчера, вернувшись в общежитие, он безмолвно выпил пузатую бутылку припасенного на праздник коньяка — Юлек Митец, заставший его с опустевшей посудиной, едва не лишился чувств. Во-первых, жалко было благородного напитка, во-вторых…
Собственно, с Клавом ничего не произошло. Кажется, он даже не опьянел; у него, правда, отнялись ноги, но голова оставалась до обидного ясной, и в ней вертелась, как обезумевшая белка в колесе, одна-единственная мысль.
Какая — Клав никогда не скажет вслух. Более того — и думать об этом преступно.
Может быть, он все-таки был тогда пьян? Может быть, он не помнит? Может быть, сидя с Дюнкой у костерка, они пытались согреться… изнутри?..
Нет. Это сегодня холодно — а в тот день было тепло, по-весеннему уютно, и голова его была трез-ва-я…
Каменная Дюнка смотрела укоризненно. Будто хотела сказать — и ты готов так про меня подумать? Про меня?!
— А ты ли… — прошептал Клав еле слышно.
На черный камень безбоязненно уселась круглая, как шар, радостная весенняя синица.
За три квартала от площади Победного Штурма в его машине замигал красный огонек. Экстренный вызов; Клавдий запрещал тревожить себя на ходу, если дело терпит. Красный огонек на пульте иногда снился ему по ночам — назойливый, колющий, означающий тревогу.
— Да погибнет скверна… — звенящий от напряжения голос диспетчера. — Сигнал… От Графини. Красный сигнал.
— Принял, — глухо отозвался Клавдий. — Откуда?
— Оперный театр…
— Усиленный наряд. Я буду через десять минут.
Он не стал класть трубку, бросил на кресло рядом; прикрыл глаза, вызывая в памяти карту центра города. Резко развернул руль; Ивга на заднем сидении тихо ойкнула.
Графиней была Хелена Торка. Осведомителем она не могла быть по определению, Клавдий никогда и не ждал от нее сведений — и условную кличку отвел ей просто так, для порядка; красный сигнал от нее был равнозначен воплю ужаса.
Девчонка на заднем сидении молчала. Ни о чем не спрашивает, умница.
— Мы едем в оперу, — пробормотал Клавдий сквозь зубы.
Кинулась под колеса булыжная мостовая; через минуту снова сменилась асфальтом, Клавдий ловко обогнал огромную, как бегемот, прогулочную машину, и следующую — фургончик, и следующую…
— Я думала, вы не умеете водить, — шепотом сказала Ивга.
Клавдий сбавил темп, позволяя маячащему впереди светофору сменить красный свет на зеленый. Прибавил газу, проскочил на желтый, и еще раз проскочил; оперный театр открылся весь, сразу — массивное здание в лжеклассическом стиле, цвета слоновой кости, с медным гербом города на величественном фасаде и кучкой людей перед главным входом. До начале вечернего спектакля еще час…
Клавдий удержался от соблазна бросить «граф» прямо на пешеходную площадь перед театром, туда, где появление чего-либо на четырех колесах было бы громом среди ясного неба; не стоит раньше времени поднимать шум. Кажется, шума и без того не удастся избежать.
Клавдий встал у бровки, прямо под знаком «стоянка запрещена», и заглушил мотор; его машину уже заметили. Даже если бы зеленый «граф» прокрался на стоянку у служебного входа — заметили бы все равно; а так у него, по крайней мере, есть преимущество внезапности…
Он стиснул зубы. Ох, как много ведьм в этом здании. Инициированных. Действующих. Просто не верится, что столько ведьм может оказаться на свободе — и в одном месте…
— Мне страшно, — сказала Ивга за его спиной.
Она тоже чувствует. Только пока не умеет разбираться в своих ощущениях.
— Посиди в машине, — бросил он глухо. — Хотя нет… Пойдем со мной. От меня ни на шаг…
Одновременно справа и слева, и еще чуть дальше, на служебной стоянке припарковались три ничем не примечательные машины; Клавдий еле заметно кивнул. Вот так прибывает отряд спецназначения — не то автобус с экскурсантами, не то конфеты в буфет привезли…
Значит, новый тезис к старой внутриведомственной дискуссии «Должен ли Великий Инквизитор лично принимать участие в оперативных выездах?..»
Если выезд происходит по «красному» сигналу от Хелены Торки — должен.
В труппе оперного — полтора десятка «глухих», неинициированных ведьм. В училище — десять… Действующей — ни одной, во всяком случае по сводкам; откуда?..
Все как всегда. Театралы ждут открытия высоких дверей — за час до начала спектакля; все как всегда — только двери не открываются. Тоже не велика новость — случается, зрителей задерживают. Даже и на полчаса…
— Пойдем.
Зеркальные двери служебного хода; у турникета старушка с морщинистым волевым лицом:
— Господа, ваши пропуска?!
— Инквизиция города Вижны, — Клавдий отвернул манжет, показывая проблесковый фонарик-значок. — Оставайтесь на месте.
Оперный театр — особенное место. Старушка слишком хорошо знала слово «Инквизиция», а потому молча отшатнулась в тень.
Ивга бежала рядом. Клавдий оглянулся, прикидывая, кому бы ее поручить; начальник спецгруппы был уже тут, и в глазах у него стоял невысказанный вопрос. Начальника интересовало, кто в данный момент руководит операцией.
— Вы, — бросил Клавдий. — Распоряжайтесь и мной тоже. Девчонка… будет со мной. Я не могу сейчас ее отпустить.
Начальник кивнул:
— Попрошу вас взять на себя Торку… патрон.
— Пойдем, — Клавдий втянул Ивгу в боковой коридор. Хорошо, что в свое время ему хватило ума ознакомиться с закулисным устройством виженской оперы.
Рука Ивги не вырывалась. Терпела его железную хватку — и дрожала. Нервной дрожью; Ивге здесь не место. Неохота бросать ее без присмотра — но лучше оставить ее, чем тащить туда, где — он чует — полным-полно сильных и деятельных ведьм. Впрочем, пока явной угрозы нет никакой.
Они прошли мимо стайки женщин в униформе. Мимо толстого мужчины, копающегося в не менее толстом портфеле, мимо двух очень высоких юношей в трико, сидящих рядышком на подоконнике. Мимо доски объявлений, мимо лестницы, ведущей в буфет, мимо холла с коврами и фикусами. Миновали приоткрытую дверь в зеркальный зал, где шелестели тапочки по паркету. Миновали еще десяток дверей, за которыми вполголоса переговаривались, ходили туда-сюда, смеялись, переругивались; еще один холл — и Клавдий остановился перед полированной створкой с нарочито строгой табличкой. Постучал костяшками пальцев, не дожидаясь ответа, вошел; Ивга споткнулась на пороге. Она почему-то была уверена, что дверь не откроется.