Беликов открыл рот, собираясь что-то добавить, но вспомнил недавнюю Лидкину вспышку и замолчал.
– Это все? – спросила Лидка глухо.
– Да… В основном. Ничего серьезного. Детские игры.
Лидка вспомнила лицо Андрея, каким он вернулся после испытания. Вспомнила бинты на запястьях; теперь он носит спортивные напульсники, говорит, что так модно. И Лидка ни разу не пыталась снять с него эти напульсники и посмотреть, что там под ними…
Детские игры.
– Виталик, а ты вот так бы провисел? Всю ночь? На цепях?
– Я бы не стал и пробовать, – честно признался Беликов. – У меня для этого недостаточно…
И запнулся снова.
– Чего у тебя недостаточно? – вкрадчиво спросила Лидка. – Фанатизма?
– Веры, – тихо сказал Беликов. – Если искренне верить, что твои страдания смогут кому-то помочь, кого-то спасти…
Ливень за окном потихоньку утихал. Лидка прикрыла форточку; очень громко тикали настенные часы в виде красного блестящего чайника. Оглушительно громко.
– На днях я получу место в списке для Андрея, – сказала Лидка сквозь зубы. – И тогда… пусть скорее приходит мрыга. Пусть скорее все это закончится.
– Не закончится, – еле слышно отозвался Беликов.
Лидка подняла брови:
– Ты что-то сказал?
– Нет-нет. – Беликов помотал головой. – Нет.
На шкафу жались друг к другу покрытые пылью игрушки. Достопримечательность. Ностальгическое воспоминание. Если повезет и Лидка доживет до внуков, всех этих зайцев и мышей ждет вторая жизнь…
На Андрюшкином письменном столе горкой лежали книги. В основном учебники – по химии, биологии, анатомии и почему-то брошюра по оказанию первой помощи.
– Вы сдаете медподготовку? – спросила Лидка, листая желтые страницы с устрашающими рисунками.
– Нет… Это я в библиотеке взял. Вадька с камня свалился, руку распорол, так я даже перевязать не мог как следует…
– Вадька? – механически переспросила Лидка. – С какого-такого камня?
Андрей молчал.
– Я знаю, – сказала Лидка глухо. – Твои плавки с якорями… Они еще целы? Или к лету надо новые покупать?
Андрей отодвинул толстую тетрадь, где в красных рамках, как в гробах, покоились химические формулы.
– Мама… ты прости.
Лидка молчала.
– Ты прости, мы думали… хотели. Мы хотели что-то придумать. Мы поверили… Но это оказалось просто детство.
Андрей усмехнулся, и Лидка с удивлением увидела, что он похож на Беликова, во всяком случае улыбка у него точно такая же.
Он смотрел на нее, будто ожидая ответа, а она не отвечала. Не сводила испытующего взгляда.
– Понимаешь… мы одно время так уперлись в эту мистику… как будто никогда не учились в школе. Мистическая природа Ворот – это просто, не надо ломать голову, откуда они взялись на самом деле…
Он замолчал. Лидка смотрела.
– …А если Ворота повинуются каким-то законам природы… то им плевать на человеческие ритуалы. Тогда мы ничем не отличаемся от дикарей, которые молятся огню или грому…
Лидка смотрела не мигая.
– Ну, мама… А если Ворота поставлены Богом… тогда все эти разговоры тем более смешны. Бог ведь не станет требовать человеческой жертвы? Грешно даже думать так…
– Смотря какой Бог, – сказала Лидка, еле разжимая губы.
Андрей нахмурился:
– Нет… Настоящий Бог – не станет. Мы с Витькой… разошлись во мнениях, короче. Поцапались… не можем убедить. Один другого. Витька власти хочет. Троих новых парней привел, чужих. Хочет группу создать, со своими правилами, ритуалом посвящения… И прочие забавы.
– Забавы?!
– Забавы, мам, по серьезу никого не убьют и не покалечат, – Андрей запнулся, видимо, полной уверенности у него все-таки не было. – Если им нравится, пусть себе… А я туда больше не пойду. И Сашку отговорю, она теперь меня слушается.
Он снова улыбнулся. Лидке показалось, что слово «теперь» имеет в устах Андрея какой-то дополнительный смысл.
– ТЕПЕРЬ?
Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Саша. Девочка Саша. Что произошло между ними, если эта агрессивная Саша его слушается, ТЕПЕРЬ слушается?
– Андрей… Вы с Сашей… В каких вы отношениях?
Его глаза сделались сперва непонимающими, потом укоризненными.
– Я не то хотела сказать, – быстро поправилась Лидка.
И еще несколько минут прошло в молчании, прежде чем она поняла, что означает это «теперь».
– Покажи руки.
Андрей поколебался.
Потом расстегнул замочек правого напульсника, снял кожаный браслет, и Лидка увидела широкий розовый шрам, уже почти заживший, затянувшийся новой кожей.
– Мамочка… Совсем не больно.
– На левой руке то же самое?
– Да… Ничего страшного, ну честное слово!
– На камне? От заката до рассвета?
– Да…
Лидка отвела глаза.
– Тебе еще много уроков?
– Да нет… Но я сам повторяю биологию. Я хочу… В общем, я уже узнал, когда экзамены в мединститут.
– Что?!
– Я решил не идти на исторический… Я лучше буду врачом. Ты ничего не имеешь против?
По желтым страницам учебника ползла, презирая формулы, оранжевая божья коровка.
В конце мая резко похолодало, потом так же резко потеплело. Лидкина голова раскалывалась от боли; перед самым Новым годом, приходившемся в этом цикле на второе июня, на город обрушилась жара.
В лицее прозвенел последний звонок. Вообще последний. Последний в этом цикле. Событие радостное и печальное одновременно; нынешние выпускники и выпускники прежних лет, их родители, братья и сестры говорили прочувственные слова в адрес учителей, которым теперь снова придется переквалифицироваться. Кто-то устроится преподавателем в институт или техникум, а кто-то будет коротать годы репетиторством и надомной работой, чтобы уже в новом цикле, в новой жизни устроиться воспитателем в детский комбинат…
О надвигающемся апокалипсисе говорили мало, предполагалось, что всех без исключения выпускников ждет благополучная взрослая жизнь. Лидка стояла в общей толпе, слушала речи и разглядывала лица.
Обрезанные рукава школьных платьев. Подолы, укороченные ножницами до самой рискованной, непрактичной длины. Белые банты на коротеньких стрижках выпускниц; на всю младшую группу не отыщется и десятка неостриженых, с длинными волосами девочек. Говорят, так модно…