– Хорошо смеется тот, – резюмировал Волмонтович, – кто стреляет последним!
В фехтовальном зале, расположенном за часовней иезуитов, князь с удовольствием учил Огюста владению саблей. Один раз Шевалье по просьбе Волмонтовича достал наваху, демонстрируя «хлопские», как выразился князь, ухватки. К ним подошел маэстро, владелец зала, и некоторое время наблюдал за происходящим. Потом маэстро взял в оружейном шкафчике кривой кинжал, спросил, не помешает ли он господам, и через пять минут Огюст порадовался, что дрался на дуэли с Пеше д'Эрбенвилем, а не с этим тощим, как жердь, итальянцем.
– У кого учились, мсье? – спросил маэстро. – У Пако Хитано? Надо же… При случае передайте ему, что он вор и проходимец. Впрочем, не надо, он это и так знает. Просто обнимите его покрепче. И передайте привет от Сушеного Недо.
…рыба, очищенная от костей, подается отдельно, бульон – отдельно…
Каждый день слугу посылали справиться на почту.
Писем не было.
…крутоны и соус – отдельно…
– Выпьем по чашечке кофе?
– С удовольствием, князь.
Они фланировали вдоль Английской набережной, любуясь морем, зеленым, как бутылочное стекло. Набережная, проложенная от сада Альберта I к мысу Антиб, строилась на средства местной колонии британцев, не обременяя мэрию расходами. Вот и возникло очередное чудо света – галечные пляжи, купальни, террасы, пальмы; выше – отели, похожие на церкви, церкви, похожие на отели…
– Я вижу свободный столик.
– Отлично.
– Кажется, меня ждут. Уходите, друг мой. Не мешкайте…
– О чем вы, князь? Кто вас ждет?
– Уходите!
Волмонтовича словно наэлектризовало. Приноравливаясь к спутнику, замедлившему шаги, Огюст чувствовал себя стрелкой компаса, угодившей в поле действия мощного магнита. Он не удивился бы, узнав, что волосы на голове встали дыбом. Проследив за взглядом поляка, он сперва не заметил ничего подозрительного – кафе, тенистый навес, меж столами снуют расторопные официанты; скучают отдыхающие, беседуя о пустяках…
За угловым столиком сидела баронесса Вальдек-Эрмоли.
Бриджит казалась утомленной. Нет, она не нуждалась в срочной помощи, как тогда, в мансарде. Просто женщина, которой довелось много дней трястись в карете, ночевать в случайных гостиницах, мучаясь бессонницей; часами стоять в карантинах, введенных королем Сардинии для предупреждения эпидемий… Сперва Шевалье решил, что видит призрак. Галлюцинацию, спровоцированную расстройством умственной деятельности – надо больше пить квасцовой воды, пусть «alumen» проникнет во все поры, окружит рассудок моргающими пирамидками…
А потом он посмотрел на князя – и содрогнулся.
– Не надо, князь. Это дама.
– Вы ее не знаете.
– Я ее знаю.
– Она явилась за мной! Мы не закончили наш разговор в Париже. Эта дама уверена: пока я жив, ей не достать Андерса…
– Вы ошибаетесь, – Огюст не знал, за что поляк так ненавидит бывшую любовницу. – Не в обиду будь сказано, вы ей неинтересны.
– А кто ей интересен, позвольте спросить? Вы?
– Я.
– Холера ясна…
Не дав князю договорить, Бриджит раздвоилась. Растянула себя в пространстве от столика, где сидела Бриджит-первая, лениво ковыряя ложечкой фруктовый салат, до парапета набережной, где в ожидании Бриджит-второй стояли двое мужчин. Со стороны Огюсту померещилось, что узкое змеиное тело ввинтилось в воздух – нет! – сам воздух свернулся кольцами змеи, сбрасывая старую шкуру. Миг, и вот змея уже здесь, целиком, без остатка, и никто чужой не заметил, не обратил внимания…
Разве что из немыслимого далека на крыльях, сотканных из снежного пуха времен, прилетел шепот глаза-Переговорщика:
«Спонтанная, а также сознательная генерация вирт-фантома…»
Князь не шелохнулся, лишь поудобнее перехватил трость.
– Ты задолжала мне браслет, сестренка.
– Не сейчас, Казимеж.
– Сейчас.
– Я не хочу ссоры.
– А чего ты хочешь?
– Мне надо поговорить с твоим спутником. Оставь нас, Казимеж.
– Ну уж нет! Знаю я твои разговоры. Уходите, Шевалье. А мы с дамой обсудим кражу браслетов… – князь осекся, словно наконец сообразив, о чем толкует ему кузина. – Друг мой! Вы действительно знакомы с ней?
Огюст кивнул.
– Близко знакомы?
Не оставалось сомнений, что Волмонтович отлично знает, что это такое – близкое знакомство с вдовой Вальдек-Эрмоли, любительницей слушать чужие исповеди.
– Близко.
– Пся крев! И до сих пор живы? Неужели я в вас дважды обманулся? – поляк колебался. – К-курва, я разучился верить людям… Вам известно, кто ее покровитель?
– Да.
– Ладно, сестренка, – князь снял окуляры, не моргая, уставился на баронессу. – Твоя взяла. Поговори с нашим юным пророком. Мирная беседа: ты доешь фрукты, он выпьет вина. Я обожду на боковой террасе, за трубкой. Надеюсь, здесь подают трубки? Если потом вы захотите уйти, чтобы уединиться, я не стану мешать. Я не ревнив. Но если… если выяснится…
Он вернул окуляры на место и закончил так, что Огюст Шевалье не поверил – впрямь ли он слышит эти слова от воскресшего улана:
– Если с мальчиком случится беда, я сильно огорчусь. Мы, восставшие из гроба, должны беречь друг друга. Нас очень мало, хотя и больше, чем хотелось бы. А ты, дорогая моя кузина, должна помнить, как это скверно – когда один из Волмонтовичей сильно огорчен. Из-под земли… Ладно, оставим пустую болтовню. Воркуйте.
– Я навещала тебя в больнице.
– Правда? Не помню.
– Я заходила в палату, когда ты спал. Или был без сознания.
– Почему? Нет, не отвечай. Я знаю – почему.
– Тебе нужны деньги?
– Нет.
– Не стесняйся. Я понимаю – дорога, Ницца…
– У меня есть деньги, Бриджит. Я богач. Общество позаботилось. И Тьер кое-что передал через мсье Эрстеда. Он рад, что я перестал компрометировать брата. Мишель, мой старший брат – я рассказывал тебе…
– Да, я помню.
– Я знаю, Мишель однажды станет сенатором…
– Наверное. Если ты так считаешь.
– …членом парламента, президентом Лиги Мира…
– Да. Я ничего не слышала о Лиге Мира. Но я верю тебе.
– Кровь Христова! О чем мы говорим?
– О нас.
– Я видел тебя на шхуне. В зеркале.
– Это была не я.
– Конечно, не ты. Я вообразил себе…