Легкий шорох отвлек от грустных мыслей. Положив на колени лист бумаги, Пин-эр что-то старательно выводила свинцовым карандашом. Не иначе, очередной иероглиф. Торвен без энтузиазма прикинул, что девицу придется оставлять на чье-то попечение. В безнравственном, полном греха Париже! Тьера, что ли, попросить?
Не к Дюма же обращаться…
Когда иероглиф был дорисован и предъявлен, Торвен даже смотреть на него не стал. Все и так ясно – в темных глазах девушки сверкала сталь:
«Едем!»
– Фрекен! Позвольте напомнить вам об обстоятельстве пусть не романтичном, но существенном. У вас нет паспорта. Документа. Бумаги…
Для пущей убедительности он извлек собственный паспорт и указал на подписи и печати.
– Мы, к сожалению, не в счастливом и свободном Срединном царстве, где в паспортах не нуждаются. Мы в дикой Европе. Что вы скажете пограничной страже? Точнее, что предстоит говорить мне? Я бы мог купить или украсть чужой паспорт… Но на чье имя? Едва ли вас примут за француженку…
– Н-н-нье-е-е-ет!..
Зануда даже не удивился. Сил не осталось.
– Я йе-еду!!!
Девушка, кажется, сама испугалась. Ладонь упала на рот, Пин-эр замотала головой; окаменела, прислушиваясь к чему-то невидимому, страшному. Выждав минуту, осторожно убрала руку от лица. И выдохнула с облегчением.
Что бы ни грозило вырваться из китаянки на волю – оно тоже хотело в Петербург.
Торвен сел в кресло и закрыл глаза. Последняя капля, последняя пуля. Фрекен Пин-эр едет, и хоть наизнанку вывернись. Маршрут прямой и ясный: Париж – Кенигсберг – Петербург – Siberia. А ему что теперь делать? Помирать? Так нельзя, вдова Беринг ждет…
Прикажете поднять белый флаг, лейтенант?
– Мальбрук в поход поехал,
Миронтон, миронтон, миронтень…
Видя, что глубокоуважаемый дедушка погрузился в глубокую медитацию, Пин-эр тихонько вздохнула – и совсем уж было решилась погладить Железного Червя по плечу, когда в дверь постучали.
Рука отдернулась в мгновение ока.
– Это кадет Галуа, – успокоил ее Торвен. – Пришел доложить о раскрытии злодейского кубла. Фрекен, я что-нибудь придумаю. Мы едем завтра вечерним дилижансом…
Из Четырех Великих Творений Пин-эр справилась лишь с одним – «Путешествием на Запад». Она и не собиралась читать всякую скукотищу. Воспитанной девице из благородного дома полагалось ограничиться древней поэзией. В крайнем случае – перелистать что-нибудь из исторических хроник, однако не увлекаться: слишком умных не брали замуж.
Луне не затмить солнца, жене не быть мудрее мужа!
Пин-эр не спорила, предпочитая учиться у отца совсем иному – что, впрочем, тоже не слишком подобало «цветку лотоса».
Однажды их дом посетил важный гость. Цвет его пояса и размер шарика на шапке взывали к крайнему почтению. Отец заранее предупредил, чтобы языкатая Пин-эр не спорила и даже не пыталась вступать в беседу. Девушка покорилась, но слушала внимательно, не пропуская ни одного яшмового слова. Важный гость был умен, начитан и едок, как перец, привезенный из Бахромы Мира. Среди прочего он поделился истиной, которую обронил великий Янь Юань, ученик Кун-Цзы из княжества Лу. Путем длительных размышлений Янь Юань пришел к выводу, что в прадавние времена боги сотворили не Человека, а Мужчину. Женщины же – это прирученные очеловеченные обезьяны. В качестве доказательства приводилась элементарная истина – ни одной женщине не прочесть Четыре Великих Творения.
Слаб обезьяний мозг!
Что-о-о-о?!
На следующий же день Пин-эр отправилась к соседу, высокоученому дядюшке Хо. Тот крайне удивился, но требуемые свитки одолжил. Увы, Творения и впрямь были скучны, а порой откровенно раздражали. Войско Сокрушителя Царств Чжугэ-ляна идет в первый поход… во второй… в сто тридцать третий. Одно царство сокрушили, второе… пятнадцатое…
А вот «Путешествие на Запад» понравилось. Приключения святого монаха, путешествующего в веселой компании оборотней и бесов, увлекли девушку. Она даже позавидовала им – столько увидеть, со столькими подраться. Ни дня без мордобоя!
Отличная книга!
Теперь она сама путешествовала – правда, в данный момент не на Запад, а на Восток. И была уверена: без приключений не обойдется. Недаром Ен Тор Вин хмурился перед отъездом. Ясное дело – грядет славная драка! У нее нет подорожной, а значит, каждую границу придется пересекать с боем. Ради этого Пин-эр безропотно согласилась надеть неудобный для драки наряд – и дала слово во всем слушаться глубокоуважаемого дедушку.
Путь на Восток обещал быть чрезвычайно интересным.
Вышло иначе. Город сменялся городом, скрипучая повозка без спешки катила от станции к станции. На остановках Ен Тор Вин шел на почтамт; в дороге же читал письма и сочинял ответы. Пин-эр оставалось глядеть в окошко. Разочаровали ее и пограничные стражники. Глубокоуважаемый дедушка без лишних слов предъявлял им свою подорожную, стражники смотрели на бумагу, на дедушку и, наконец, – на девушку, кивали и желали счастливого пути.
Некоторые позволяли себе странные ухмылки.
Спросить она не решилась. Не иначе, совершенномудрый дедушка знает заклинание «Трех Чудес и Шести Появлений», позволяющее уговорить даже беса из свиты Янь Ло. Разве что ухмылки стражи… Уж не готовилась ли некая ловушка?
Ловушек не встретилось, и Пин-эр заскучала.
В городе Ван Пине [31] – мрачном, похожем на огромную тюрьму – Ен Тор Вин сообщил, что дальше повозка не поедет. Следует нанять другую повозку или плыть морем – на корабле быстрее. Но сейчас осень, и ожидаются шторма.
Девушка вспомнила славный «Анхольт», мысленно поежилась, но храбро нарисовала иероглиф «цзюэ», означавший «решительность» и «твердость». Ее спутник, пожав плечами, сказал, что «цзюэ» – это да. Но есть ли смысл рисковать? Пин-эр настаивала, даже изобразила изящный силуэт пироскафа с большими колесами и черным дымом над трубой. Однако, как выяснилось, пироскафы ходят редко, значит, придется сесть на парусник.
Отдаться на милость коварному Фэнбо, богу ветров? Осенняя Балтика – не залив Бохай. Глубокоуважаемый дедушка колебался. Волновалась и девушка: что ждет их в столице суровых «лао маоцзы»? [32] Всю стражу на границе, если та вдруг перестанет ухмыляться и возьмется за алебарды, перебить не удастся. Но спрашивать мужчину, не грозит ли ему опасность, – верх неприличия!
По приезду, решила Пин-эр, удвоим бдительность.
На Нарвской заставе иностранцев проверяли с особым рвением, даже – произвол! – требовали предъявить багаж к досмотру. У двух дам изъяли модные журналы, доктор из Кенигсберга лишился дюжины бутылок вина, а худосочный студент – томика избранных писем Сен-Симона.