Башня, издали тонкая и хрупкая, изнутри обернулась серой и мрачной утробой. И совершенно пустой — в ней не было ничего, кроме лестницы. Лестница вилась вдоль стен спиралью, все выше и выше, а в пустоте между ее витками гулял ветер. Ветер шелестел и выл, рвал полы одежды, теребил волосы.
Поднимались в молчании — первым его сиятельство князь, потом дознаватель Слизняк, потом Варан, которого никто не связывал и не сторожил, но которому некуда было деваться — разве что с лестницы вниз головой, как в воду.
Его сиятельство стал задыхаться уже на второй сотне ступенек, потому шли медленно, часто останавливаясь передохнуть. Князь нюхал какие-то травки, шумно вздыхал, бормотал под нос; Слизняк стоял, как статуя в развеваемых ветром одеждах. Тогда Варан честно пытался осознать торжественность момента — он, мелкий поддонок, оказался в таком обществе, в таком месте… Но священный трепет не приходил. Князь был просто старый человек с неудобными волосами до плеч, одышливый и нездоровый. Дознаватель Слизняк был просто машина, вроде отцовского винта, хорошая машина за работой. Не было торжественности, и даже страха уже не было — только усталость.
Постояли — снова пошли. Одолели почти целый виток. Князь закашлялся и остановился. Башня дышала; пел ветер, поднимался снизу поток теплого воздуха, и в этом потоке детел сухой мусор — листья, перья, трупики насекомых.
— Хватит, — тяжело сказал князь. — Сами идите. Не помрет господин колдун, — его сиятельство придержал пальцем нервно дернувшуюся щеку. — Полномочия, — он стянул с унизанных перстнями руки одно маленькое желтое колечко, — предъявишь… Скажи — сам. Пускай. Все сам.
Князь вжался спиной в каменную стену, и мимо него по узкой лестнице прошли сперва Слизняк, потом Варан. Поравнявшись с князем, Варан услышал кислый запах его дыхания.
Дальше подъем пошел быстрее. Князь стоял внизу и смотрел, как они карабкаются, виток за витком; потом князя не стало видно в полутьме.
Ближе к вершине башня заострялась. Колодец между витками лестницы делался все уже, ветер в нем выл все громче, а смотровые окна попадались все реже. Наконец, Слизняк остановился перед темной дверью.
— Храни нас Император, — пробормотал под нос и что-то еще добавил, чего Варан за шумом ветра не разобрал.
Желтое кольцо, переданное Слизняку в качестве верительного документа, звякнуло о медную ручку. Еще и еще — три торжественных раза.
Слизняк ждал ответа; Варан вдруг вспомнил, зачем он здесь, вспомнил, что его ждет отправка в столицу и затем императорский суд — и съеденный накануне тюремный завтрак забился в его животе, как птица, желающая свободы.
Дверь приоткрылась — как раз настолько, чтобы мог протиснуться нетолстый человек. Слизняк посторонился, предлагая Варану идти первым. Варан помотал головой; Слизняк взял его за шиворот и пропихнул вперед, навстречу судьбе. Варан сделал по инерции несколько шагов — и остановился.
Обиталище мага по роскоши своей могло, наверное, удовлетворить самого Императора. Пол, стены и даже потолок были обшиты деревом, и не узенькими планочками — широченными досками, светлыми и темными, желтыми, коричневыми и почти черными. Прожилки, по которым десятилетиями и веками где-то там, в фантастических лесах, бродили древесные соки, теперь образовывали странный, но явно осмысленный узор. Варан стоял на одной ноге, боясь опустить вторую, потому что пол был мозаичный — из разных древесных пород, и отшлифован до блеска, и теплый. Варан, если бы мог, взлетел бы и завис в воздухе, лишь бы не осквернить драгоценное дерево прикосновением босых, перепачканных тюремной грязью ног…
— Князь Круглоклыкский в моем недостойном лице приветствует его могущество Императорского мага, — сказал Слизняк, поклонившись вежливо, но без заискивания. — Вот преступник, о котором было доложено.
Варан вертел головой и слабо улыбался, пытаясь собраться с мыслями. За дни, проведенные в Тюремной Кишке, он привык считать себя преступником; за длинный путь от подножия башни к ее вершине он привык считать себя мертвецом. Он готов был к ужасу этой минуты (взглянуть в лицо настоящему магу, выслушать приговор, узнать всю правду о предстоящих испытаниях), — но, вот досада, не чувствовал ничего, кроме растерянности и робкого восторга. Это же сколько лет надо прожить дереву, чтобы нарастить такой ствол! Это где же земля, способная питать такие корни! А крона?! В ее тени поместится, наверное, не один десяток человек…
Его ощутимо пихнули в спину:
— Поклонись, дурень…
Он поклонился так низко, что коснулся рукой пола. Отдернул руку — нельзя… Наверное, нельзя лапать это великолепие, будь он, Варан, магом — отрубил бы любопытные пальцы…
— Волнения, конечно, были, — сказал Слизняк, будто отвечая на незаданный вопрос. — Но, поскольку больше фальшивых денег не появилось… А его сиятельство князь умело разъяснил своему народу, что слухи о фальшивых сотках — не более чем вымысел заезжих мошенников… Вы с полным основанием можете сообщить Императору, что Круглый Клык не распространяет подменных денег.
— Но, возможно, он их производит, — сказал другой голос, отрешенный и холодный, как вода на большой глубине. Варана передернуло от звука этого голоса. Он снова завертел головой, пытаясь разыскать среди деревянной мебели — стульев с высокими спинками, столов с узорчатыми столешницами, легких резных ширм — того самого Императорского мага, который решит его судьбу.
— Единственный человек, — сказал Слизняк с ощутимым сожалением, — способный пролить свет на вопрос о подменных сотках… Вот этот молодой поддонок, что перед вами. Спросите его, и да поможет нам всем Император…
Вторую половину фразы Слизняк произнес едва слышно, себе под нос.
В этот момент Варан разглядел, наконец, Императорского мага. Тот сидел вполоборота к вошедшим, глядя в раскрытое окно, и выглядел куда лучше, чем в тот день, когда Варан встретил его, вооруженного бесполезным зонтиком, на нижней пристани.
Разумеется, вспомнилось все. Брезгливая мина, за которую Варан сразу же невзлюбил гостя, свой собственный отказ накормить и напоить. Путь вверх на отцовском винте, соскользнувшая скоба, проклятый Лысик…
— Что, дружок, — молвил маг все так же холодно, — влип?
Его длинные волосы закрывали уши и касались плеч. Как у князя, грустно подумал Варан. Только настоящий горни может позволить себе такую прическу…
Он казался старше, чем тогда в поддонье. Он не просто держался с достоинством — он был воплощенное величие. Даже глаза, бесцветные под серым небом межсезонья, теперь оказались стыло-голубыми. Под стать холодному голосу.
— Удивительный это край — Круглый Клык, — проговорил маг, будто раздумывая. — Здесь даже неграмотные сопляки умеют подделывать императорские деньги…
— Я не сопляк, — мрачно сказал Варан. — И я грамотный.
И поразился собственной наглости. Не зря говорят, что Тюремная Кишка меняет человека…
Маг усмехнулся. Сложил руки на груди; складки светлой хламиды, покрывавшей его от шеи до пят, поменяли рисунок. Блеснул красный камень в перстне — на указательном пальце правой руки.