Стража опробовала новые стенные арбалеты и метательные машины. Развияр ждал вестей из Фер и опасался новой атаки головорезов. Ни ожидания его, ни опасения до поры до времени не подтверждались.
Из горных селений прибывали стада. Осторожно наведывались пастухи – иногда нанимались на работу, на день или неделю, и возвращались с вязанкой деревянных щепок за спиной – приближалась зима, а горы небогаты топливом. Желающих получить работу становилось все больше; рогачи, которых в замке нечем было кормить, расползлись по горам – их отдавали в пользование крестьянам почти задаром.
Вернулся интендант Шлоп. Он прятался в Кипучке все это время, исхудал, постарел, но куража не утратил. Развияр не ожидал от себя такой радости при виде старого желчного интенданта; Шлоп приступил к исполнению своих обязанностей, и скоро работники в замке научились вздрагивать при звуке его голоса.
Яска плохо себя чувствовала. Она еще больше похудела, побледнела, перестала улыбаться. По вечерам Развияр навещал ее в ее комнате, в башне. Яска лежала в постели, а он, расхаживая от окна к камину, наизусть читал ей «Хроники»; к сожалению, хватало его ненадолго – по паре страниц за вечер. Силы возвращались гораздо медленнее, чем он рассчитывал; ребра болели, он носил тугую повязку и еле мог двигаться. Порезы на руках затянулись, но головокружения и слабость никуда не делись.
Из Нагорья приходили вести: патрули на крыламах разгуливали, как у себя дома, над каждым лоскутом многострадальной земли Нагорья. Племена, покорные Империи, демонстративно нарушали вековые запреты: самоубийство, самый страшный грех перед лицом богов, стало для молодых зверуинов чем-то вроде забавы. Всадник и его брат из клана Грозы разбились, прыгнув вместе с высокой кручи. Десять молодых воинов играли, бросая жребий, насыпав яда в один стакан из десяти. На свободных территориях каждый день случались перестрелки. Надежда, внушенная Развияром, медленно гасла без подкрепления. Среди нагоров росли страх и отчаяние.
Развияр рассчитывал, что со временем Яска смягчится, но все происходило ровно наоборот: с каждым днем она становилась все немногословнее и суше. Она могла часами сидеть, глядя на перстень. Она могла бродить по замку, ничего не замечая, бормоча себе под нос; люди шарахались с ее пути. Девушка-рабыня, приставленная к Яске в качестве прислуги, боялась ее все сильнее.
До первого снега было уже рукой подать, из каждой щели несло сырым, промозглым холодом. Однажды вечером Развияр, как обычно, поднялся на башню и застал на лестнице девушку-рабыню – она тряслась всем телом, в ужасе глядя на закрытую дверь, ведущую в Яскину комнату.
– Что случилось? – он присел с ней рядом на ступеньку. Девушка вжалась в стену и умоляюще замотала головой.
Стукнув в тяжелую створку, Развияр вошел. Яска расхаживала из угла в угол, растрепанные волосы стояли дыбом на голове.
– Я велела тебе… – начала она шипящим, сдавленным голосом и тут увидела, кто пришел. Резко остановилась:
– Да, мой повелитель? Время читать о людоедских обычаях, глупых именах и свирепых бессильных богах?
– Поужинай со мной, – сказал он, подумав.
– Это приказ?
– Да.
Он вышел на лестницу и сказал дрожащей рабыне:
– Накрой нам стол. Внизу, где бассейн.
* * *
Они сидели друг напротив друга за обильно накрытым столом. Кроме похлебки, которую повара варили для всех, здесь оказалось мясо шлепуна, копченное на вертеле, сыр и поджарка из нежного сала печорки, кувшин с водой из родника и бутылка вина.
– Приближается срок, ваше могущество. Когда будем снимать проклятие?
Яска выпятила подбородок:
– Когда будет угодно властелину.
– Ты готова?
Она смотрела мимо, в стену за его плечом. Ее лицо, подсвеченное снизу, могло теперь напугать не только девушку-служанку.
– «Прикосновения к этой воде исполнены великого смысла, – он начал с того самого места, где они оставили чтение вчера, – обычаи строго предписывают, кому, когда и в каких обстоятельствах разрешено входить в Озеро или даже окунать в него пальцы. Вода Плодородия способна, согласно верованиям, усиливать желания и очищать мысли, придавать определенность стремлениям…»
– Я ничего не понимаю, – прервала его Яска, и в ее голосе было раздражение. – Я не понимаю, что значит «придавать определенность стремлениям». Чем это может мне помочь?
Развияр ее не слушал. Перед глазами у него теснились строчки; он увидел гладкую белую поверхность с расходящимися круглыми волнами. Как будто что-то бросили в спокойную воду…
– Их проклинали дважды, – пробормотал он, глядя сквозь Яску. – Властелин всего лишь коснулся воды кольцом. Проклятая вещь уже лежала на дне. Ее бросил Утро-Без-Промаха, и матери стали рожать детей, как придется, нарушился вековой порядок… Но даже Утро не посмел довести проклятие до конца. Побоялся… или пожалел. А властелин, желая повиновения, освободил проклятие… Яска, что лежит на дне?
– Я не знаю. Я не знаю, за что Утро проклял свой народ. Это чудовищное проклятие по силе и… вообще чудовищное. Вода в озере непрозрачная, дно глубокое. И оно лежит на дне. Я не всесильна. Я…
Она запнулась.
– Может быть, ты скажешь – «не могу»? – вкрадчиво предположил Развияр.
Она резко подняла голову и впервые посмотрела ему в глаза. Развияр улыбался. Его руки лежали по обе стороны тарелки; на запястьях краснели свежие шрамы.
– Я могу говорить что угодно, – тихо проговорила Яска. – Но что значат для повелителя мои слова? Повелитель скажет: «Я подумаю», и сделает так, как захочет сам. Ничем себя не выдав. Повелитель может даже солгать, и я, маг, не почувствую его лжи. Потому что нет разницы между его ложью и правдой.
– Ерунда, – сказал он ласково. – Ну ты же сама понимаешь, какая чушь.
– Повелитель вслух одобрит наш с Луксом план, а потом наплюет на него ради… идиотской авантюры!
– Важен результат, – он коснулся ее ладони. – Если авантюра принесла плоды – значит, это был подвиг. Если подвиг провалился – значит, это была авантюра… Слушай, я хотел попросить у вас с Луксом прощения. Честно.
Яска заплакала. Это случилось так неожиданно, что он растерялся.
– Яска…
– Ты не ставишь меня ни в грош!
– Неправда.
– Правда! Тебе все равно, ты видишь только цель! Ты умрешь из упрямства, потому что так решил!
До сих пор ему казалось, что он знает все и ко всему готов; он в самом деле умирал, возрождался, спасал и отправлял на смерть, а теперь великий маг рыдал перед ним, и Развияр боялся сказать слово: казалось, Яска сейчас вскочит и убежит, опрокинув стул.
– А я не могу тебя изменить, твое решение – камень… а мое – плевок… Да, я всего лишь баба! Я ничего не значу!
Он обошел вокруг стола и обнял ее. Она рыдала, как ребенок, обливаясь слезами и соплями.