Четверорукий, четвероногий всадник обрушился с неба. За ним обрушились другие, круша, умирая и убивая. Копья рванулись вверх, целя в летящие в прыжке тела. Накатилась следующая волна зверуинов, стелясь к земле, поднырнула под острия, и копьеносцы начали валиться с перерубленными ногами.
Строй копейщиков распался: вместе с ним потерялось их главное преимущество. Тяжелая броня не была неуязвимой в ближнем бою. Короткие мечи стражников вышибали искры, скрещиваясь с клинками зверуинов. Подвижные, как вода, всадники разбивали забрала, оглушали и сбивали с ног, уворачиваясь из-под смертоносных для них ударов.
У Развияра ревела кровь в ушах. Зная наперед каждое движение Лукса, он атаковал под прикрытием зверуина и уходил в оборону, почти ложась в седле, прикрывая Лукса сзади. Промелькнуло и пропало в битве лицо Гонца-Под-Вечер, задрожала земля под телами падающих врагов.
Латники дрогнули. С криком о том, что проклятие снято, зверуины кинулись развивать мгновенный успех – но в этот момент вражеский маг опомнился.
Тучи, собранные Яской, застыли, ветер обмяк. Воздушный строй восстановился, и крыламы, одновременно развернувшись в поднебесье, ринулись вниз. Жизни Развияра, Лукса и всех, кто сражался с ними, оставалось на один залп.
Завизжал ветер. У многих помутилось перед глазами: масса воздуха, закрутившись столбом, подхватила крылам и разметала их вместе со стрелами. Яска стояла, вскинув руки, и смерч ел редкие снежинки у нее с ладоней.
Люди на поле повалились, как деревянные плашки. Зверуины устояли, широко расставив лапы, припав брюхом к земле. Вдруг от множества разлетевшихся крылам отделилась одна, неотличимая от прочих, и прямиком устремилась к Яске.
Развияр ударил Лукса пятками. Вырвавшись из схватки, они кинулись вслед за крыламой; птица снижалась. На спине у нее, между двух всадников, сидел мужчина в черном балахоне, без шапки, с развевающимися желтыми волосами.
Прорываясь сквозь сгустившийся воздух, Развияр, кажется, размазался в пространстве, оставив часть себя за спиной. Крылама медленно повернула, огибая одинокую Яскину фигурку. Одновременно вылетели две стрелы – и молния, направленная Яске в лоб.
Развияр закричал. Его крик слился с воплем Лукса. Яска продолжала стоять, вытянув перед собой ладони. Молния увязла между ее пальцами, как моток пряжи, стрелы пролетели мимо; крылама описала еще круг, снизилась. Перстень мага горел красным, и Яска вдруг без видимых причин упала на колени.
Снова выстрелили наездники и снова промахнулись. Птица развернулась, почти задевая крылом подножие холма, в этот момент Лукс прыгнул.
Его когти вонзились в крыло. Птица, закричав, рванулась, но не смогла подняться. Лукс не выпускал добычу, болтаясь на окровавленном крыле, не позволяя крыламе взлететь. Развияр, чудом удержавшись на его спине, видел, как оборачивается маг: красноватое лицо, нос с широкими порами, желтые волосы с седыми прядями, золотая серьга в большом коричневом ухе. Как маг раздраженно машет ладонью, будто стряхивая докучливое насекомое…
Даже самый великий, могущественный чародей – прежде всего человек. Вера в собственную неуязвимость стоила жизни не одному волшебнику. За миг до того, как Лукс, выпустив крыло, полетел вниз, – клинок Развияра дотянулся до загорелой жилистой шеи. Меч полоснул мага по горлу, брызнула кровь, и великий, повелевающий ветрами, выпал из седла. Перевернувшись в воздухе, неуклюже взмахнув руками, грянулся о землю рядом с распростертой на камнях девушкой…
С того дня в любом клане Нагорья, независимо от того, на чьей стороне был этот клан в битве После Проклятья, вместо приветствия принято было говорить: «Проклятие снято».
* * *
Яска рожала под присмотром старой повитухи из Нагорья, бабки Гонца-Под-Вечер. Гонец погиб в битве После Проклятья. Его брат, Далекий Свет, был ранен, но остался жить. В те дни слишком много умерло четвероногих и всадников: никто не остался пешим на зеленой равнине.
Яска молчала, рожая. Молчала и старая нагорка – повинуясь данному обету. Прошло много часов, прежде чем послышался, наконец, писк младенца; старуха вышла к Развияру. Он похолодел, увидев ее лицо.
– Что случилось?!
– Посмотри на ребенка, повелитель, – тихо сказала старуха.
Он впервые слышал ее голос.
Повитуха вышла – и вернулась с пищащим, крохотным, только что обмытым младенцем. Ребенок кричал, мутно глядя бессмысленными голубыми глазами, сучил кулачками и лапами с крохотными когтями. Его мокрый хвост был не тоньше бечевки.
– Что ты на это скажешь, повелитель?
Развияр взял ребенка на руки. Он пытался осмыслить – и не мог; младенец был такой хрупкий, что Развияру страшно было держать его. Малыш не умел прятать когти в подушечки лап, но когти, мягкие, не ранили, а только щекотали кожу.
– Проклятие снято, – сказал Развияр, преодолевая хрипоту. – Вот что я скажу.
Глаза у старухи загорелись. Лицо сделалось светлым и молодым:
– Это первый нагор, рожденный после бедствий. Он будет счастлив и принесет счастье всем. И тебе, великий повелитель, да продлятся твои дни.
И она низко поклонилась.
Женщина и мальчик пришли из далекого горного села. Одетые просто, но добротно, с заплечными сумками, полными дорожных припасов, они остановились на постоялом дворе «Под замком». Название почти не врало – из окон верхнего этажа замок был виден, как на ладони.
У мальчика разбегались глаза. Он вырос в пещере, где с малолетства пас печорок, не знал голода, но никогда не видел ни толпы, ни роскоши; здесь был огромный базар, широченная дорога с вечно идущими караванами, и людей столько, что кружится голова. Мальчик, разинув рот, смотрел на горбатых рогачей в упряжках, на тяжело груженных ракушников, на купцов в красивой яркой одежде, на стражников, стоящих у ворот замка – великанов в черном, с огромными мечами, с арбалетами за спиной. Мальчик в страхе цеплялся за руку матери, а она часто оглядывалась на замок: смотрела растерянно и удивленно, будто не веря своим глазам.
Замок подавлял. Он был целиком вырезан в скале, а потом достроен; четыре полукруглые башни выступали из камня, будто гигантские колонны. Внизу, в служебных ярусах, помещался целый город – над ним стояли дымы. В средних ярусах жила стража, а верхняя часть замка, недосягаемо высокая, парящая в небесах, была дворцом властелина.
– Мы что, туда пойдем? – со страхом и недоверием спросил мальчик.
Женщина, потоптавшись, подошла к деревянной будке, установленной у внешних ворот. В ворота, широко открытые, как раз входил ракушник. В его панцире, как в чаще, громоздились тюки.
– Господин, мне… властелина бы увидеть. Как?
Толстый стражник ухмыльнулся щербатым ртом:
– «Увидеть»? Ну-ну… На базаре жди, он после полудня вернется. Там вас толпа таких собирается – увидеть. У ворот не стоять – прогоню!