Начальник стражи выругался.
– Слушай, парень. Нам жизнь дорога. И тебе дорога. Слышишь – властелин тебя зачем-то видеть хочет… живым. Лови свою удачу, малой. Ты не будешь науськивать – мы не будем стрелять.
– Выстрелите.
– Да ты глухой, что ли! Велено тебя не убивать!
– Погоди, – сказал Развияр. На миг задумался. Прокашлялся.
– Ты, тварь. Кто меня убьет – того убей сразу. Ясно?
Ожидать ответа от личинки не приходилось. Тем не менее Развияр был уверен, что приказ ей понятен и вполне выполним; все, кто его слышал, разделяли эту уверенность.
Помедлив еще, Развияр выпрямился. В ущелье лежали сумерки, а вершины гор еще ловили солнечные лучи. На тропинке, знакомой до каждого камушка, тесно было от стражников, стрелков и мечников.
– Рядом, – сказал Развияр личинке.
Личинка подобралась поближе; по ее крыльям бегали сполохи и тени, как по углям в костре. Он ненавидел ее и боялся, отвратительную, смертельно опасную тварь. И только благодаря ей был еще жив – пусть ненадолго.
– Ладно, ведите.
И, уходя, успел в последний раз посмотреть на ущелье с его зубцами и провалами, с развевающимися лентами водопадов.
* * *
Впервые в жизни Развияр оказался в верхних ярусах дворца. Здесь горели факелы, шелестел ветер в ажурных балконных решетках, струились ручейки, падая в чистые каменные чаши. Развияр шел мимо них, слушая плеск воды, умирая от жажды – и не решаясь остановиться, потому что рядом, обдавая жаром, двигалась личинка.
Стражники со взведенными арбалетами шагали сзади. Кожей в прорехах рубахи Развияр чувствовал все стрелы, направленные в спину. Неведомо, чей приказ удерживал стрелков надежнее – властелина, велевшего брать живым взбунтовавшегося раба, или самого Развияра: «Кто меня убьет – того убей сразу».
– Стой.
Развияр остановился.
Низкая дверь освещалась единственным факелом.
– Велели впустить. Одного. С тварью.
– Как?! Да быть такого…
– Приказ! – рявкнул человек, загородивший собой двери. – Приказ властелина!
И обернулся к Развияру:
– Ты подумай, щенок… Есть разница, как умирать. Иди!
Развияр вошел, и вместе с ним вошла личинка огневухи.
* * *
Здесь было прохладно. Комната, высеченная в скале, располагалась высоко над ущельем. Вторая дверь, много больше той, в которую вошел Развияр, вела на балкон, увитый зеленью. В центре комнаты помещался водоем, на поверхности неподвижной воды отражались свечи.
Развияр увидел воду и чуть не заплакал. Хотел потянуться рукой, зачерпнуть, – но поднял глаза и обмер. Напротив, в деревянном кресле с подлокотниками, сидел тот, кому принадлежал замок, люди и сам Развияр.
Властелин был очень не молод, но еще не стар. Черные с проседью волосы обрамляли лицо, касаясь плеч. Тонкий нос был когда-то сломан. Губы рассекал давний шрам. Глаза смотрели безо всякого выражения; никогда в жизни Развияр не видел такого неопределенного – и такого цепенящего взгляда.
Он стоял неподвижно минуту и две. Огневуха сидела слишком близко, на Развияре начала тлеть штанина; он не выдержал и отступил, нарушив неподвижность и тишину.
– Ты хочешь пить?
Развияр не ждал этого вопроса. Кивнул – вернее, дернул головой.
– Пей, – рука с перстнем указала на воду.
Развияр подошел. Упал на колени, зачерпнул воду горстями. Долго пил, вздрагивая от холода, переводя дыхание, слизывая каждую каплю.
– Зачем ты разбил скорлупу?
Развияр поднял голову. Бледное лицо властелина озарено было огнями свечей – и мерцающим, неровным светом тлеющей огневухи.
– Они бы меня убили.
– А теперь – ты думаешь выжить?
Развияр скосил глаза на огневуху. Та сидела, сложив на спине крылья, усыпанные сажей, будто пыльцой.
Он может убить властелина. Сейчас. Властелин знает это; он позволил Развияру войти одному, с огневухой. Нет: он приказал ему войти одному. В комнату, где кроме властелина никого нет.
– Хочешь убить меня?
Развияр поднялся с колен. Долго смотрел в глаза властелину; этот человек привык командовать смертью, как ездовой крысой в колесе. Она много раз была рядом – и всегда подчинялась.
– Я только хочу жить, – медленно сказал Развияр.
– Ты, раб, разбил скорлупу яйца… Присвоил кроху моей власти. Ты думаешь, я прощу?
Казалось, властелину нравилось забавляться со смертью. Казалось, провоцируя мальчишку, он испытывал наслаждение.
– Мне не нужна власть… никакая. Я только хочу жить, – проговорил Развияр, не опуская глаз. – Я… обменяю эту личинку на мою жизнь. Пусть даже не свободу.
– Ты торгуешься, – губы властелина впервые дрогнули, обозначив усмешку. – Со мной.
– Да, властелин. Потому что… я ведь могу приказать ей.
– Прикажи.
Развияр сглотнул. Глаза без всякого выражения смотрели сквозь него. Властелин ждал, он был безумен, сумасшедший самоубийца; Развияр вдруг отчетливо понял, ему не выжить, и лучшее, что можно сделать – это приказать огневухе убить себя сразу после смерти властелина.
Он понял это и разлепил губы. Моментально в глазах властелина что-то изменилось. Он выбросил перед собой руку:
– Стой!
В приказе была такая сила, что Развияр перестал дышать.
– Ты в самом деле опасен, – сказал властелин, и его глаза смотрели теперь не сквозь Развияра, а прямо ему в лицо. – Хорошо… Я пойду на торговлю. Прикажи твари кинуться в бассейн. Я прикажу оставить тебе жизнь.
Несколько мгновений Развияр напряженно думал. Потом перевел дыхание.
– В воду, – сказал он личинке.
И та, лишенная страха смерти, повиновалась моментально. Зашипела вода, поднялся пар, тело огневухи почернело – и всплыло, безжизненное, склизкое. Вода в бассейне замутилась.
– Стража, – не повышая голоса, сказал властелин.
Развияр, не оглядываясь, услышал топот и дыхание за спиной.
– В яму, – сказал властелин.
* * *
Он думал, что его тащат прямиком в могилу, хоронить заживо. Но его сбросили в просторный каменный мешок, накрыли сверху решеткой, и наступила темнота; Развияр, измотанный и растерянный, взялся исследовать узилище на ощупь.
Не то чтобы он надеялся убежать. Он просто не мог сидеть без дела; никакого второго выхода, конечно, не нашлось, зато обнаружилась каменная плита – не то ложе, не то стол, не то надгробье – и прилепившаяся к ее краю маленькая свечка.
Свечка! Настоящий восковой огарок! Развияр сперва впал в тоску оттого, что нету огня, а потом, удвоив усилия, принялся шарить по камере – и нашел стенную нишу, а в ней – деревянную миску, ложку и старое огниво.