– У гекса плохо с чувством юмора, – признался Развияр. – Поэтому их никто не любит.
– Я люблю тебя.
Он отстранился. Погладил ее по щеке. Остались черные полоски сажи.
– В твоей спальне устроим бассейн. Светлячки будут гореть под водой. Ты сможешь купаться, когда захочешь, ваше могущество.
Она закрыла глаза. Развияр поцеловал ее, повернулся и пошел к замку.
* * *
По лицу главного зодчего он понял все раньше, чем тот открыл рот. И зодчий, увидев взгляд Развияра, тоже все понял – и замер с опущенной челюстью.
– Ну?
– Мы внимательно осмотрели… Э-э-э… несущие конструкции…
– И что?
– Замок вырезан в скале таким образом, что скала же является, э-э-э, фундаментом…
– Я знаю! Дальше?
Зодчий в отчаянии покачал головой. Вытер со лба капли пота:
– Вы можете убить меня, господин, но я не понимаю… как это строение до сих пор стоит, – он развернул тугой свиток бумаги. – Смотрите, – палец с желтым ногтем уперся в переплетение линий на грубом чертеже. – Трещины в основании… уходят в глубину горы… пласты смещаются… Замок может обрушиться в любую минуту. А если мы начнем что-то делать, укреплять, достраивать… Вместе с замком, скорее всего, просядет целый пласт, гора осядет в реку, полностью изменится ландшафт… Лучшее, что можно сделать – бежать отсюда, бежать как можно скорее!
Зодчий понял, что говорит в мертвой тишине. Осекся. Оторвал глаза от плана, заглянул в лица Брану, Кривуле, стражникам, Луксу. В отчаянии обернулся к Развияру:
– Умоляю. Поверьте мне. Я много строил, в том числе в горах. Мы все сейчас подвешены над пропастью… Позвольте мне уйти!
Его голос сорвался.
Очень долго все молчали. Потом в недрах горы что-то гулко треснуло, и пол дрогнул под ногами. Зодчий втянул голову в плечи.
– Мне нужны деревянные носилки, – бесцветным голосом сказал Развияр. – Хорошие, прочные и легкие. Мне нужен бархат, самый дорогой, какой только остался, и подушка с золотым шитьем. Мне нужна кисея, парча, золотые и серебряные украшения…
– Ты что, хочешь устроить коронацию? – резко спросил Кривуля.
– Нет, – Развияр ухмыльнулся. – Лукс, помоги мне. Надо сделать важное дело. Один я не смогу… Боюсь.
* * *
Они укрыли носилки бархатом.
Медленно и осторожно переложили на бархат то, что осталось от Утра-Без-Промаха. Всех, кто спускался в его пещеру, потом долго бил озноб.
Вечерело. При зажженных факелах похоронная процессия двинулась к замку. Развияр шел впереди.
Платформа для спуска в шахту была кое-как сколочена и привешена к блокам. Лукс то и дело вытирал вспотевший лоб тыльной стороной ладони.
– Дружище, – сказал ему Развияр. – Ты… если хочешь – оставайся.
Лукс помолчал.
– Прими за меня решение, всадник, – попросил еле слышно.
– Если оставляешь решать мне… Тогда пошли.
Лукс затрясся от носа до хвоста, но ничего не сказал. Вместе с Развияром они установили носилки на подвесной платформе. Утро-Без-Промаха был теперь очень легким. Бархат, парча, золотое шитье украшали его погребальное ложе. Два факела горели в изголовье.
– Опускайте медленно, – сказал Развияр. – Если дерну за веревку – стоп. Два раза – поднимайте.
Заработали заново смазанные блоки. Платформа качнулась и пошла вниз. Вверх поползли стены со следами зубов: когда-то здесь трудились скальные черви.
Трещины в стенах, поначалу тонкие, становились тем шире, чем ниже опускалась платформа. Разломы опутывали шахту, будто кровеносные сосуды. Все громче и явственнее слышался треск, будто от перемалываемых костей.
– Расскажи мне об озере Плодородия, – сказал Развияр.
– Не могу, – Лукс сглотнул. – Во рту сухо.
– Расскажи, как поднимается туман над водой.
В свете факелов коричневое лицо мертвеца казалось почти черным.
– Ну? Ты ведь говорил мне? Как будто тысяча прекрасных девушек в белых одеждах. Расскажи, как вы купались в ручье. Как пели шлепуны, складно, будто люди. И все горы цвели желтым трилистником, и пыльца плыла по воде…
– Ничего этого нет, – раздельно выговорил Лукс. – Из-за… из-за него.
Он смотрел на мертвеца, лишенного правой руки. На мага, прикрытого парчовым покрывалом.
– Предатель!
Затрещали стены.
– Убийца! – голос Лукса запрыгал от стены к стене. Платформа сильно ударилась о выступающий камень. Задергалось пламя факелов, шахта наполнилась грохотом.
– «Это место почитается, как святыня, – сказал Развияр, когда грохот утих, – и ревниво оберегается от посторонних глаз. Я был, возможно, единственным чужаком, которому посчастливилось увидеть озеро Плодородия. В этот час на берегах никого не было видно, только солнце…»
Платформа опускалась все медленнее. Снизу тянуло холодом, сыростью, гнилью.
– «Только солнце дробилось на спокойной воде, и в самом центре плыли, как единое существо, всадник и его брат – я видел шлейф на воде, который тянулся за ними, и два почти одинаковых лица, обращенных на восток…»
Развияр увидел, как появляется проем в стене – поднимается из-под идущей вниз платформы. Плеснула вода, платформа резко качнулась на плаву, цепи провисли. Развияр еле удержался на ногах и ухватился за Лукса.
– Мы внизу, – шепотом сказал Развияр. – Я все время боялся, что шахту завалило.
Он смотрел в проем, в темный коридор, ведущий в глубь скалы. Как и прежде, громада замка, громада скалы давили ему на уши. Колодец висел над головой, подземные ветры по-прежнему гудели в нем нечеловеческим басом, но теперь к этому звуку примешивался другой: треск оседающей породы. Шелест ползущих трещин.
– Развияр, – сказал Лукс и вдруг прижался к нему мохнатым боком. – Пожалуйста. Пожалуйста!
Развияр сжал его мокрую ладонь:
– Теперь немного. По коридору прямо.
– Там вода!
– По колено. Не страшно.
Развияр первый сошел с платформы. Вода была обжигающе холодной и поднималась выше колен, выше, чем Развияр рассчитывал. Он взял факел, посветил вперед, в какой-то момент обмер – ему показалось, что тоннель завален, но это была ошибка глаз, сбитых с толку отблесками на воде.
– Не страшно, – повторил он громче и тут же пожалел: звук в этом тоннеле шел отовсюду. «Страшно… страшно…» – зашептали камни над головой, и задрожала вода, и ее поверхности пошла мелкая зыбь.
Он вернул факел в крепление у изголовья мертвеца. Молча взялся за ручки носилок. Мертвое лицо качнулось. Развияр сообразил, что собирается идти спиной вперед. Снова поставил носилки, посмотрел на Лукса. Лицо зверуина блестело от пота, хотя в подземелье было холодно.