— Значит, так, — принц старался сохранить самообладание, — вечером мы с Эльвирой пошли прогуляться, на нас напало чудовище, Лена нас спасала. Потом всех подхватило и унесло туманом… Всё.
— Какое чудовище?
— Да любое!
— Я имею в виду, как оно выглядело? — Эльвира кусала губы. — Мы должны говорить одно и тоже!
— Ну… с рогами… такое… — Принц руками изобразил нечто столь же свирепое, сколь и непонятное. — Да придумай любое чудовище и расскажи нам! Чтобы мы знали…
Я через плечо покосилась на холмы. Дрожал воздух над разогретым песком; Оберон уже знал, что я здесь, он узнал мой луч и ответил на него. Он знает, где мы, и идёт сюда… И будет здесь… когда? Может быть, с минуты на минуту?
— Лена! Лена! Ты слышишь?
Они оба стояли надо мной, у обоих были бледные лица и требовательные голоса:
— Лена! Вставай! Мы должны идти навстречу, быстро и с радостью идти, ты поняла? И чтобы никакого намёка на виноватый вид! Не отводить глаз, не смущаться! Если тебе не дорога твоя голова — пожалей наши! Пожалуйста!
Навалившись на посох, я тяжело поднялась на ноги.
Мы шли целый день, но ни одно живое существо не попалось нам на пути. Похоже, Оберон вовсе не спешил к нам навстречу — он ждал, когда мы сами придём к нему. В этом равнодушии мне виделся недобрый знак.
Принц и Эльвира говорили без умолку — успокаивали друг друга, придумывали одно за другим чудовищ, которые якобы на нас напали и вынудили оставить караван. Я волочила ноги по песку, за мной оставался след, как за трактором. Всякий раз, когда мы поднимались на холмик, меня начинало мутить от волнения — сейчас появится караван, сейчас мы его увидим…
Но всякий раз перед нами открывался только песчаный берег, бело-серые птицы, расхаживающие по песку, и далеко впереди — новый холм.
Солнце село. Эльвира и принц охрипли.
— Может, нам вообще померещилось? — тихо спросил принц после длинного молчания.
Я покачала головой. Уж сигнал-то Оберона я ни с чем не спутаю. Но, может быть, караван уходит от нас? Но и следов никаких не было — чистый, вылизанный ветром и морем песок…
Совсем стемнело. Мы шли бездумно, как катится заводная машинка. Поднялись на пригорок…
И увидели огни. Вокруг костров двигались тени, сидели, ходили, суетились; я насчитала три, четыре, пять… восемь костров! Значит, караван не понёс потерь, во всяком случае, таких, которые можно было бы увидеть с первого взгляда!
Честное слово — у меня будто гора с плеч свалилась.
Принц и Эльвира шагали впереди, взявшись за руки, — ни дать ни взять, блудные детишки, которые сперва потерялись в лесу, а потом с победой — живые всё-таки! — вернулись обратно. Я тащилась за ними, и с каждым шагом посох в руках становился всё тяжелее.
У ближайшего к нам костра сидели стражники и трубач. Эльвира и принц шли, всё ускоряя шаг, я успела услышать, как принцесса шепнула: «К королю первым делом, он должен услышать всё от нас, а не…» Последние её слова потонули в гомоне — стражники увидели нас. Они нас ждали.
Кто-то сразу же побежал через весь лагерь к королевскому шатру. Всюду на пути бегущего поворачивались головы, люди вставали, поднимались на цыпочки, торопились к нам — удостовериться собственными глазами, рассмотреть поближе. Я узнавала их в свете больших костров: егеря и слуги, музыканты, конюхи и тот белобрысый, о котором Эльвира когда-то говорила, что он королевский палач…
У меня душа ушла в пятки. Я уселась на песок в стороне от костра; Эльвира и принц что-то рассказывали в два голоса, размахивали руками — их чёрные силуэты на фоне огня казались бархатными, плоскими.
— Чудовище набросилось на нас, и тогда маг дороги… Лена? Ты где?
Все обернулись ко мне. Трубач, которого я когда-то лечила, подбежал, чтобы помочь мне подняться. Будто не замечая его протянутой руки, я нехотя встала и подошла к огню.
— Лена, маг дороги, охраняла нас от опасностей, спасла, была с нами во многих переделках… Лена, что же ты молчишь? — Принц говорил лихорадочно, будто ему вот-вот грозили заткнуть навеки рот. — Расступитесь! Нам надо немедленно к королю!
В этот момент прибежал, запыхавшись, гонец от шатра. Это был начальник стражи — он здорово исхудал за время пути, и пышные усы его поседели.
— Распоряжение короля…
Стало тихо. Даже принц с Эльвирой замолчали.
— Его величество повелевает: прибывших накормить и устроить на ночь. Не спускать с них глаз, чтобы опять не пропали. Завтра утром состоится суд и будет принято решение.
— Э-э-э, — пробормотал принц. — Я хотел бы видеть отца сейчас…
— Его величество повелел — завтра утром. — Начальник стражи смотрел спокойно и просто. — Приказ короля.
— Мы рассчитывали на более тёплый приём. — Эльвира через силу улыбнулась. — В конце концов, мы преодолели столько опасностей на пути…
— Приказ короля, моя принцесса. Ничего не могу поделать.
Он обвёл толпу глазами, будто кого-то искал. Его глаза нашли меня.
— Госпожа маг дороги! Король повелел — ваш посох вернуть ему до завтрашнего разбирательства.
— Мой… посох?
Вот и всё.
Дураки принц с Эльвирой. Ещё на что-то надеются, будто Оберон круглый дурак. Мне их даже немножко жалко… Но жальче всего — себя.
— Пожалуйста, — сказала я твёрдо, даже безмятежно. — Я должна отдать посох королю лично?
— Нет. Передать через меня.
— Возьмите.
Голос мой всё-таки дрогнул. Кажется, целое Королевство собралось сейчас вокруг, все смотрели, как я отдаю посох начальнику стражи. Мой посох. Посох Оберона с изумрудно-рубиновым круглым навершием.
Этим посохом я, между прочим, проучила туманную бабу…
Я видела в старых фильмах, как исключали из пионеров перед строем. Или снимали погоны с какого-нибудь кадета. Как отбирали у человека в наказание что-то очень важное, дорогое, лишали права называться другом и верным товарищем. Очень неловкая сцена. Единственное спасение — сделать вид, мол, «не больно-то надо».
Я выпустила древко из рук. Спросила, как могла, равнодушно:
— Больше король ничего не повелел?
— Ничего. Только ждать утра.
— Значит, будем ждать.
Ни на кого не глядя, я отошла опять в тень. «Накормить»? «Устроить на ночь»? Мне ничего от них не надо. Скорее бы это утро — а там, глядишь, и голову снесут, и можно будет вздохнуть спокойно…
Принца и Эльвиру, растерянных, увели куда-то к другому костру. Обо мне они даже не вспомнили. И очень удачно — видеть их не могу. Понемногу все успокоилось — стражники расселись на свои места, говорили мало, выглядели усталыми и сонными. А тот, которого Эльвира назвала палачом, сидел мрачнее других — я видела его лицо, подсвеченное пламенем. Он явно был не в восторге от предстоящей работы. Ещё бы: рубить голову человеку, с которым недавно вместе рыбу удил!