— Ну, — Гарольд наклонился к моему уху. — У зла. Нет. Власти. Запомнила?
— Ага, — ответила я трясущимся голосом.
— Иди!
И он подтолкнул меня в спину.
Нищий сидел, скрестив тонкие ноги. Между его коленями лежала на полу соломенная шляпа с широкими полями. Я подошла, зажав монетку в кулаке. Нищий на меня не смотрел — он, кажется, спал сидя.
Не доходя до нищего трёх или четырёх шагов, я прицелилась. Уж по физкультуре-то у меня всегда отличные оценки — я и бегаю быстро, и в баскетбольную корзину попадаю с середины поля. Меня бы в школьную команду взяли, если бы не рост…
И вот я прицелилась — и бросила монету в корзину… то есть в шляпу. Монета ударилась о соломенную стенку и скатилась на дно. Есть!
Не успела я обрадоваться, как нищий разлепил веки и посмотрел на меня. И ноги мои прилипли к грязному полу.
— Чтобы вы все сдохли, — сказал нищий. И в его проклятии была такая сила, что я вдруг поняла: оно сбудется. Оно погубит не только меня, но и весь этот город, Гарольда, Оберона… Потом оно просочится в наш мир и погубит маму, Петьку и Димку, даже отчима, даже завучиху и весь наш класс…
А нищий, видя мой страх, ухмыльнулся беззубым ртом и заорал во весь голос:
— Чтобы вы все сдохли! Чтобы! Вы! Все!
— У зла нет власти, — забормотала я сквозь подступающие слезы. — У зла нет власти…
И провела рукой, как показывал Гарольд, но даже дым не разогнала.
Нищий выпрямился, горб его пропал, весь он стал выше и толще, рот разинулся чёрной дырой.
— Сдохли! Сдохли!
— У зла нет власти! — Я уже ревела. Потому что ясно же: «волшебные» слова — враньё, у зла есть власть, да ещё какая!
— У зла нет власти, — сказал кто-то за моей спиной.
Нищий вдруг заткнулся на полуслове. Посмотрел поверх моей головы; потом съёжился, как мочёный помидор, который прокололи вилкой. И стало ясно: всё, что он говорил, — всего лишь болтовня старого, злобного, выжившего из ума человека. У этого беззубого зла действительно нет власти ни над чем…
Нищий снова закрыл глаза и моментально заснул. Или притворился, что спит.
А у меня за спиной стоял Гарольд. Бледный-бледный. И губы у него тряслись.
И всю обратную дорогу, до самого замка, он не сказал мне ни слова.
— Ну скажи, что я сделала неправильно?
— Ты всё сделала неправильно! Ты вообще ничего не сделала! Вместо того чтобы остановить зло, ты стала подкармливать его своим страхом. Я тебя об этом просил?
В большой и очень уютной комнате горел камин, пахло свежим деревом, дымком и сеном. Вдоль стен тянулись лавки с тюфяками, ложись себе — и отдыхай, слушай тишину за распахнутыми окнами, мечтай о полётах…
Как бы не так.
Я, скрючившись, сидела на лавке, а Гарольд, чёрный как туча, расхаживал из угла в угол. И это у него получалось так свирепо, что любой тигр в клетке позавидовал бы.
Мой страх улёгся. Осталась только обида.
— А о чём ты меня просил? Подойти и сказать слова! Я подошла? Сказала? А что вышло не так — так ты меня не научил, как надо!
Он бросил на меня такой взгляд, что я отодвинулась назад на своей лавке. Ещё драться полезет, чего доброго. Ну, пусть попробует, я его до крови укушу.
— Знаешь, — сказал он в сердцах, — если бы его величество… сам не сказал, что у тебя есть талант, — я бы…
И он замолчал.
— Что? — спросила я ехидно. — Не поверил бы? Королю бы не поверил, да?
Гарольд ничего не ответил. Ещё раз прошёлся из угла в угол.
— А знаешь, — сказал вдруг спокойно. — Давай спать. Завтра рано в поход… Если ты не передумаешь, конечно. А то ведь, пока не протрубит труба, можно попросить его величество вернуть тебя обратно… откуда взяли. Ты только скажи…
Он отошёл в дальний угол и там улёгся на соломенный тюфяк. Укрылся клетчатым шерстяным одеялом и вскоре засопел.
Разумеется, я не заснула.
Пусть тюфяк был чистый и в меру мягкий, пусть огонёк в камине так уютно потрескивал, пусть снаружи за окном потихоньку пели ночные птицы и светили огромные, ненатуральные, сказочные звёзды. Пусть всё было хорошо — но мне-то было плохо.
Во-первых, стыдно и страшно было вспоминать моё первое «магическое» задание и как я его провалила. Это вам не контрольная. Если бы Гарольд не вступился — прямо и не знаю, что со мной стало бы.
Во-вторых… меня страшно обидели слова Гарольда. Он не верил, что я маг. Он хотел, чтобы я струсила и сбежала в свой мир. Он прямо мечтал об этом. Тогда бы он сказал Оберону с притворной грустью: «К сожалению, ваше величество, она всего лишь девчонка, да ещё и маленькая для своих лет. Я очень хотел научить её магии. И я бы её научил, конечно, если бы она не перепугалась…»
И когда я воображала Гарольда, который говорит всё это Оберону и сокрушённо качает головой, мне хотелось грызть одеяло.
С другой стороны, мне очень хотелось домой. Прямо-таки до слёз. Отсюда, из Королевства, все домашние беды казались маленькими и ненастоящими.
Гарольд сопел во сне. Как-то очень громко, ненатурально сопел. Я вдруг подумала: а так ли просто ему заснуть? Ведь если я провалила первое задание — то и он провалился как учитель. А Оберон ведь ему доверяет…
Будто в ответ на мои мысли Гарольд засопел громче и перевернулся с боку на бок. И захрапел так, чтобы всем было ясно: спит человек.
Камин догорал. Скоро в комнате стало совсем темно.
Открываю глаза — а в окна бьёт солнце. На полу соломинки блестят, как золотые. В дальнем углу комнаты сидит Гарольд и натягивает сапоги.
— Подъём. Иди умывайся.
— Доброе утро, — сказала я вежливо.
В коридоре был рукомойник, я ещё вчера запомнила, где он стоит. И только я задумалась, как половчее себе на руки слить из ковша — как появилась женщина в переднике, кругленькая, веснушчатая, приветливая. Мне показалось, что я её где-то раньше видела.
— С добрым утречком, новый маг дороги! Давайте-ка пособлю… Отхожее место, — она понизила голос, — нашли уже?
Отхожее место я нашла ещё ночью. Просто горшок в закоулке, и всё.
— Умывайтесь, собирайтесь, скоро выступаем… — Она лила мне воду в ладони, вода была холодная, тугая, с меня сразу же слетели остатки сна. — Нате вот, — протянула чистое полотенце. — Тут вам одёжку прислали из мастерской — по особому заказу… Гарольд! — крикнула она в комнату. — Его величество велел поторопиться!
— Сейчас, — глухо отозвался мой учитель. Женщина бесцеремонно сунула нос за дверь: