Слово Оберона | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Замок не был построен людьми. Это ясно было с первого же взгляда. А скорее всего, это вообще был не замок, а что-то другое.

Ни стен, ни башен, ни окошек, ни бойниц. Ни флагов, ни балконов, ни подъёмного моста. Сплошная серая глыба морщинистого камня, а на месте ворот — две колонны, массивные и толстые, как ноги раскормленного слона. Между колоннами — чёрная дыра, подсвеченная красными сполохами. К воротам вела дорога; на её обочинах, между виселицами, теснились кособокие домишки и будочки. Не то деревня, не то базар.

— Взять это приступом невозможно, — сказал Максимилиан. Он впервые заговорил без семечка правды в животе. Мы с Уймой удивлённо уставились на некроманта.

— Мой прадед рассказывал, — Максимилиан мечтательно закатил глаза, — что раньше здесь было страшное место. Просто ужасное место. Сюда люди за много вёрст подходить боялись, и живые, и прочие. По доброй-то воле. А потом, когда Печать поставили, здесь долго было пусто. Пока прапрадедушка Принца-деспота, король Вырвиглаз, не пришёл и не поселился. А вы идите, идите туда, внутрь. Идите, — он сладко улыбнулся.

— Что-то ты разговорился, — недобро заметил Уйма. — Давно своих катышков не жрал?

— А ты погрози мне, погрози, чучело. На рудниках поставят тебя насос качать, вот тогда вспомнишь свои угрозы. Когда плёточка по плечам — вжик-вжик…

Мне захотелось в полную силу огреть Максимилиана по белобрысой башке. Я еле удержалась. А Уйма, хладнокровный людоед, и ухом не повёл:

— Насчёт «вжик-вжик» поглядим, поглядим. А к Принцу-деспоту ты ведь с нами пойдёшь. Мы у тебя дорогу спрашивать будем.

— Я не знаю дороги! — ощетинился мальчишка. Уйма потянулся за мешочком с семечками правды.

— Я знаю только, где вход, — быстро сказал Максимилиан. — Там старое кладбище. Очень старое. Прямо из склепа короля Вырвиглаза тоннель ведёт в Соляную Бездну. Оттуда точно есть выход в замок. Но как идти — я не знаю.

Слово Оберона

— Не знаешь? — фальшиво удивился Уйма. — Ты ведь некромант…

Максимилиан замотал головой:

— Ты не понимаешь, дикарь. Это Соляная Бездна, самая страшная часть загробного царства! То есть почти самая страшная. Я туда не пойду.

— Но ведь кто-то там бывал? — спросила я. — Кто-то тебе рассказал про этот ход?

— Мой дед, — прошептал Максимилиан. — Он бывал… А я не пойду.

— Пойдёшь, — усмехнулся Уйма. — Как миленький.

* * *

На закате нам наконец-то повезло — мы нашли озеро, полное рыбы. Я ловила посохом, Уйма — голыми руками, между нами шло молчаливое соревнование, и когда стемнело, на траве перед связанным Максимилианом валялась целая груда свежей, крупной, восхитительно пахнущей рыбы.

— Приспособить бы тебя чешую обдирать, — сказал Уйма, глядя на мальчишку сверху вниз.

— Давай, — с ухмылкой согласился некромант.

— Размечтался, — в тон ему ответил Уйма.

Котелка не было. Варить уху в шлеме Уйма отказался. Сам он ел рыбу сырьём, но для меня, сжалившись, испёк на углях.

Что это была за вкуснотища! Максимилиан наблюдал за нами голодными глазами.

— Будешь кусаться? — спросила я его.

— Буду, — ответил он злобно. — Палец откушу.

— Ну и голодай, — Уйма сверкнул жёлтыми глазищами.

Я, подумав, насадила кусок рыбы на ивовый прутик. Протянула Максимилиану. Тот жадно схватил ртом угощение и, сопя и обжигаясь, сразу же проглотил.

— Смотри, — сказал Уйма. — Он тебя не пожалеет.

Я промолчала.

* * *

Когда стемнело, мы спустились с холма. На этот раз впереди шёл Максимилиан. Уйма мягко ступал за ним: меч за плечами, на волосатый кулак намотана верёвка-поводок. Я догнала людоеда и кое-как приноровилась к его шагам.

— Уйма? А что мы ему скажем?

— Кому? — на белом лице Уймы уже заметно подросла щетина.

— Принцу-деспоту.

— Что ты ему скажешь, вот как. Ты посланец, ты королевский маг, тебя отправили за принцами. А я — так себе, глупый дикарь, моё дело — врагам шеи свёртывать.

Мы прошли насквозь небольшое селение, тихое, пустое и тёмное. Если бы не запахи — дыма, навоза, варёной кукурузы — можно было б подумать, что тут давно никто не живёт.

— Где они все?

— Затаились, — подумав, сообщил Уйма. — И правильно. Нечего тут.

Чем ближе мы подходили к серому замку, тем хуже становилось у меня на душе. Уже очень давно я не чувствовала себя такой одинокой. Уйма мне не друг, Максимилиан — и вовсе лютый враг. О чём мне говорить с Принцем-деспотом? А если…

Мысль была такой ужасной, что я остановилась. Уйма, как ни в чём не бывало, ушёл вперёд.

— Уйма! Погоди! А если он женат?!

Людоед расхохотался, широко разевая огромный рот. И, что самое оскорбительное, вторил ему зловредный голос Максимилиана.

Я насупилась.

* * *

Во мраке мы подобрались к замку совсем близко. Максимилиан, оказывается, видел в темноте не хуже меня, не хуже Уймы, и это открытие мне не понравилось.

— Вон кладбище, — мальчишка, у которого были связаны руки, указал вперёд подбородком, но я и без него уже разглядела впереди царство безлистых деревьев и покосившихся каменных склепов.

«Уважаемый Принц-деспот! Я, посланец короля Оберона, предлагаю вам взять в жены Филумену, прекрасную принцессу и милую девушку. Она будет танцевать на балах, улыбаться, вязать вам носки…»

Я вспомнила Филумену и чуть не заплакала. Она сейчас довольна, спокойна, сыта и красива, и главное, ничегошеньки не боится. Сидит себе, в лото играет с Алисией и Ортензией… Ей не надо пробираться среди старых могил, разыскивать проходной склеп, готовить речь, обращённую к Принцу-деспоту, и знать заранее, что кроме «Ай!», скорее всего, ничего не успеешь сказать…

— Ну, гадёныш, где же склеп? — беззлобно поинтересовался Уйма.

— Здесь. На главной аллее.

Максимилиан шёл всё медленнее. Наконец остановился и прижался к ногам Уймы:

— Погодите.

— Что такое?

— Надо подождать, — голос Максимилиана дрожал.

Так, в молчании, мы стояли несколько минут. Я подошла и прижалась к Уйме с другой стороны. Доспехи людоеда были тёплыми.

— Идём, — хрипло сказал Максимилиан. — Тут близко.

Кладбище в самом деле было старое, очень старое. Надгробья поросли мхом, будто слоем серого снега. Мы пробирались по аллее, как по лесу, то и дело отводя ветки, с треском разрывая паутину и вздрагивая от прикосновений мокрых листьев.