— Как интересно, — Принц-деспот откинулся на спинку кресла. — Все вместе, радостной весёлой толпой… А скажите, пожалуйста, если я соглашусь жениться сразу на пяти принцессах — король Оберон согласится?
— Нет, — сказала я быстро. — По условиям Обеща… то есть по законам нашего мира каждая принцесса должна получить отдельного мужа.
В прищуренных глазах Принца-деспота появилось сожаление. Я поймала себя на том, что огорчена не меньше: отдать бы сестёр-хранительниц деспоту, всех одним махом! И им наука, и нам гора с плеч.
— Что же, — Принц-деспот выпрямился, и все за столом шумно задвигались, заскрипели стульями и зазвенели посудой. — Спасибо, я узнал всё, что хотел. Эй! Пить!
Двери распахнулись, как будто слуги, стоявшие снаружи, только и ждали этого сигнала. Внесли кувшины на блюдах: первый поставили перед Принцем-деспотом, и он сейчас же его опрокинул прямо себе в глотку. Второй достался мне.
Я задрожала. Внутри у меня всё лопалось и трескалось от жирной и острой еды, во рту царила поросшая кактусами пустыня. Я схватила кувшин — он был прохладный, чуть запотевший. Вино? Я так хочу пить, что напилась бы даже керосина.
Из горлышка слабо тянуло фруктами. Если это и было вино, то совсем слабенькое. Почти компот. Я закрыла глаза, обняла кувшин обеими ладонями, поднесла горлышко ко рту…
И в этот момент посох, который я придерживала коленями и локтем, сильно дёрнулся.
Я обмерла. Опасность?
Не опуская кувшина, я повела глазами туда-сюда. Все пили. По загорелому подбородку Принца-деспота текли струйки. В глотках у воинов хлюпало, как в водопроводных трубах. Только Уйма не торопился пить — смотрел на меня через весь стол круглыми жёлтыми глазищами.
Я осторожно поставила кувшин на стол. Коснулась посоха. По ладони побежали мурашки, вверх, к локтю и потом к плечу. Опасность. Питьё отравлено.
Бледный лекарь, сидевший рядом с Принцем-деспотом, кинул на меня взгляд — один-единственный, как бы невзначай. И снова опрокинул свой кувшин, захлебал так громко и вкусно, что у меня губы потрескались.
Как же так?
Принц-деспот не поверил мне. Принц-деспот только для виду согласился, а на самом деле задумал свою игру. Теперь, когда я отказалась травиться, что он сделает?
— Что же вы не пьёте? — спросил бледный лекарь.
— Не хочется, — ответила я, едва ворочая распухшим сухим языком. — Мне надо выйти.
— Вас проводят в покои, — сказал Принц-деспот. Показалось мне или нет, но в его глазах промелькнул интерес. — Отдыхайте спокойно.
— Пора отсюда выбираться, — сказал Уйма. В комнате, где нас поселили, имелось окно. И это очень кстати — я уже соскучилась по солнечному свету. Окно, правда, скорее походило на щель в стене, и через него невозможно было разглядеть ничего, кроме кусочка голубого неба, но мне и этого на первых порах хватило.
— Уйма. Я хочу пить — умираю.
Несколько секунд людоед внимательно меня разглядывал.
— Ключ не потеряла? — спросил он наконец.
Я отрицательно мотнула головой.
— Ну молодец, — Уйма встал. — Пойду добуду водички. И тебе, и мне.
Он вышел, и я слышала, как он переговаривается со стражником в коридоре.
Я обошла комнату. У одной стены, отделанной белым ракушечником, помещалась низкая кровать с горой тюфяков, почти как у принцессы на горошине. У противоположной стены, серой и сырой, стояло железное кресло. На подлокотниках и передних ножках ржавели тиски с огромными рыжими болтами.
Хорошенькое место.
Я села на угол кровати и почувствовала себя такой беспомощной, будто мне пять лет. Будто я заблудилась в лесу. Прав был Оберон. Он всегда прав. И я всегда дура, когда не слушаюсь его. Выбраться из этого страшного замка, кинуться назад по дороге, уставленной виселицами, подняться по лестнице в пещеру, пройти через Печать, зареветь в три ручья и признаться Оберону, что ничего не вышло и все зря. Мне так плохо, так хочется пить… Повиниться и отдать Оберону посох. И вернуться в свой мир — теперь уже навсегда.
Посох стоял в углу. Я вдруг вспомнила, как мы с Максимилианом мылись, брызгались и хулиганили. Я вскочила, схватила посох, попыталась вспомнить, как это у меня получалось — фонтан чистой тёплой воды…
Посох тихо урчал, как пустая водопроводная труба. По навершию сползли две прозрачные капельки. Я слизнула их шершавым языком, но легче от этого не стало — наоборот.
Я поставила посох на место. Стянув сапоги, легла на кровать. Закрыть бы глаза — и проснуться дома. И пусть мама будит в школу…
Без скрипа приоткрылась дверь. Вошёл Уйма.
У него было счастливое лицо заговорщика, а в руках — глиняный кувшин:
— На кухне добыл. Пей.
Я кинулась к людоеду, готовая расцеловать его колючие щёки. Схватила кувшин и опрокинула в себя, не задумываясь.
Это была вода. Просто вода, прохладная и вкусная. Я пила, обливаясь, постанывая, у меня даже слёзы от счастья выступили. Вот до чего доводит человека жажда!
— Спасибо, Уй…
Ноги вдруг подкосились. Уйма подхватил меня прежде, чем я шлёпнулась на пол, но не удержал кувшин. Загрохотала, разлетаясь, посудина, покатились черепки.
Руки мои повисли как плети. Ноги волочились по полу, когда Уйма споро тянул меня к кровати. Уложил на спину и отошёл. Я не могла повернуть голову. Скосила глаза и увидела, как людоед приоткрывает дверь, впуская в комнату Принца-деспота и лысоватого айболита-отравителя.
Я зажмурилась. Это было всё, что я могла в тот момент сделать.
— Где ключ? — отрывисто спросил Принц-деспот.
Уйма снова подошёл ко мне. Я почувствовала его руки в карманах куртки. Ни двинуться, ни закричать.
— Вот он, пропуск за Печать, — сказал Принц-деспот, и его голос дрогнул.
Кто-то приблизился к кровати. Не Уйма. Я слышала тяжёлое дыхание.
— Вы обещали мне мага, — голос бледного лекаря раздался прямо над моим лицом, на щёку упала капелька противной чужой слюны. — Она много может и ещё больше знает.
— Ничего особенного она не может, — пренебрежительно сказал Уйма.
— Посмотрим, — лекарь усмехнулся.
— Стража! — гаркнул Принц-деспот.
Застучали тяжёлые шаги.
— Взять вот это и отнести в подземелье господина лекаря. Запереть!
Чужие грубые руки подняли меня за руки, за ноги и потащили, как мешок.
Чуть приоткрыв глаза, я успела увидеть Уйму. Людоед улыбался.