Book.

— В конце концов, у Принца-деспота тоже есть Мастер-Генерал, — сказала я.

Уйма молчал.

— Не может быть, чтобы здесь не было других принцев, — я покосилась на Принца-саламандру. — Принц-чума…

— Молчи! — простонал Максимилиан. — Ну почему ты такая дура?

— Ну почему ты такой трус?

Шар чуть снизился. Огнекусы над нашими головами по-прежнему шипели и пощёлкивали, но спокойнее и тише. И мы молчали, долго молчали.

— Я тебе не рассказывал, как в первый раз встретил Оберона? — спросил Уйма.

— Нет.

Людоед полуприкрыл глаза:

— Он угодил прямо в засаду. Выехал на холм… Солнце вставало у него за спиной. Я поднял копьё. Он смотрел на меня, а я на него. Между нами был десяток шагов… я бы не промахнулся.

Снова стало тихо, только Принц-саламандра стучал зубами от холода.

— И что?

— Он смотрел на меня, — повторил Уйма. — Без ярости. И конечно, без страха.

— И ты отказался бросать копьё?

— Я бросил, — Уйма странно ухмыльнулся. — Я бросил…

— И что?

Круглые гляделки людоеда затуманились: что-то там происходило, в его воспоминаниях, что-то непростое, но очень важное для Уймы. Он открыл уже рот…

— Глядите! — взвизгнул Максимилиан. — Мы падаем!

Огнекусы поскрипывали совсем уж неслышно. Шар медленно, неуклонно снижался. Вот нас окружили низкие облака, вот они разорвались клочьями, и внизу, совсем рядом, показалась тёмная земля. Я мигнула, ночным зрением увидела камни, кусты, низкие деревья, затянутые ряской болота и ещё что-то: неясная тень метнулась от дерева к дереву. По ряске побежали волны, но мы летели всё дальше, и скоро это место пропало из глаз.

— Гмурры, — прошептал Максимилиан с таким ужасом, что и у меня мурашки продрали по коже.

Принц-саламандра поднял зелёные глаза. Я заметила: он с самого начала считал меня главной во всей экспедиции, хотя Уйма был старше и сильнее, да и сбежать из страны вулканов принцу помог людоед. Теперь принц ждал, что я приму на себя командование и разберусь с этой новой опасностью, но что я могла сделать?! У меня самой от ужаса живот заболел!

Уйма молчал. И Мастер-Генерал молчал, глядя вверх. Максимилиан сжался в комок, желая забиться между рёбрами костяной «кабины». Нас было слишком много на этом шаре: трое взрослых, включая здоровенного Уйму, да ещё мы с некромантом. Всей ярости огнекусов не хватало, чтобы дотянуть до пристани такой тяжёлый груз.

— Что надо делать? — спросила я, обращаясь не то к людоеду, не то к некроманту.

— Надо их разозлить, — ответил за всех Принц-саламандра. — Их мало били на взлёте. Надо разозлить их.

— Как?!

На земле мелькали огоньки. Не просто мелькали — перемигивались, это явно были сигналы. Дорожка мерцающих пятен бежала оттуда, где мы пролетали, вперёд — туда, куда нас нёс ветер и огнекусы. Туда, где по законам физики нам суждено было коснуться земли, туда, где нас уже ждали!

— Мы сядем, — сказала я, и каждое слово давалось с трудом, — и быстро разозлим их. И взлетим.

— Нам не дадут, — сказал Уйма. Он тоже смотрел вниз. У него было жуткое лицо — наверное, так выглядит людоед, которого поймали враги и тащат к кипящему котлу, а он готовится с достоинством принять смерть. — Нам не дадут взлететь.

— Мы не должны коснуться земли, — Принц-саламандра глядел на меня, надеясь на чудо. — Госпожа маг… вы… надо… надо разозлить их в воздухе.

— Ты умеешь летать? — отрывисто спросил Уйма.

— Нет, — сказала я быстро. — Я…

И замолчала, потому что всё стало ясно. Я попытаюсь взлететь — из кабины несущегося над землёй шара. Или взобраться наверх по рёбрам и цепям — тоже хитрая затея. Так или иначе, меня сразу же снесёт назад, вернее, шар улетит вперёд, а я останусь. Побарахтаюсь в воздухе — и рухну в гости к гмуррам, и что они со мной сделают — никто не увидит, придётся погибать в одиночестве!

Шар ещё снизился. Теперь мы летели на высоте примерно пятиэтажного дома, будь здесь деревья побольше — цеплялись бы за ветки. К счастью, всё, что росло на этих болотах, пригибалось к земле, будто боясь поднять голову выше дозволенного уровня.

От земли воняло. Не очень сильно, а так… словно кулёк забыли прополоснуть после тухлой рыбы.

Принц-саламандра смотрел на меня. И Уйма смотрел на меня. И Максимилиан, сопя и всхлипывая, смотрел на меня. И только Мастер-Генерал, повидавший в жизни много сражений, смотрел в пространство.

— Ну ладно, — сказала я, прекрасно понимая, что ещё секунда — и никакая сила не заставит меня разжать пальцы, вцепившиеся в птичье ребро. — Я… сейчас.

Я подобралась к краю дощатого настила — на четвереньках, одной рукой удерживая посох. Здесь не было никакой преграды между мной и несущейся землёй, между мной и гмуррами, о которых я даже не знала, кто они такие, и знать не хотела, если честно. Мама! Как же мне хотелось проснуться в своей кровати, я даже глаза зажмурила! Вот сейчас открою их — а Петька и Димка кидаются подушками, а мама будит меня в школу…

Шар снизился ещё на метр. Теперь земля неслась прямо перед глазами, казалось, протяни руку — коснёшься. И падать не очень высоко…

Ага — невысоко! Как из окна нашего класса, с четвёртого этажа! Директриса всегда страшно орала, если видела, что кто-то открыл окно и высунулся наружу…

Я хотела спрыгнуть, но не смогла. Села на корточки и сползла, как сползают с края бассейна те, кто боится влезть на вышку. Ветер подхватил меня и взмахнул, как флажком, я вцепилась в край доски и чуть не выронила посох. Я летела, но только потому, что всё ещё держалась за настил!

И не могла бы разжать пальцы никогда и ни за что.

— Давай!

Меня ударили по руке. Больно было так, что глаза на лоб полезли. Пальцы разжались сами собой. Я завизжала; это вовсе не был боевой клич. Это был визг перепуганной малявки, которой наступили на руку.

В следующую секунду я увидела шар со стороны — он всё ещё светился красным, хотя и очень тускло, и улетал, улетал всё дальше, опускался всё ниже, до столкновения с землёй оставалось, наверное, несколько минут…

Я полетела вниз.

Почти упала. Почти. За секунду до удара о колючий куст мои глаза встретились с другими глазами, глядящими из темноты. Это были немигающие, очень внимательные глаза. Наверное, я буду вспоминать этот взгляд долго-долго. Наверное, он будет мне сниться.

Ужас и омерзение — вот что меня выручило. И остатки мужества. Я взмахнула руками, как птица, и подлетела вверх, не очень высоко. Распласталась в воздухе, вспомнила, как летал когда-то Оберон… Который не пускал меня сюда! Который знал, что может со мной случиться! Который ждёт за Печатью, который никогда не простит себе моей смерти!