— Добрый день, Николай Валерьевич, извините, что я переставила время, это я виновата, тут такое дело…
— Тихо, тихо, Сашенька, зачем столько темперамента… Ничего страшного, мы хорошо позанимались с Костей. Больше так не делайте… Что случилось?
Сашка села за стол. Сплела пальцы:
— Мама приехала в Торпу.
Стрех поднял брови. Треугольное лицо его оставалось невозмутимым, но Сашка сразу почувствовала, что новость произвела на него куда большее впечатление, чем даже Сашка рассчитывала.
— Она сегодня уедет, — сказала очень быстро. — Я ее провожу.
— А… почему, вы не знаете?
— Мы поругались летом, перед моим отъездом. Она… ну, я ее переубедила, кажется, но она очень хотела, чтобы я бросила… перевелась, — Сашка опустила глаза.
— А зачем конкретно она приехала? Не говорила?
— Хочет удостовериться, что меня не втянули в тоталитарную секту, — после паузы призналась Сашка.
— Это странно, — задумчиво сказал Стерх. — У вас очень близкие отношения?
— Да. То есть нет. То есть… У нас всякие отношения… были. Она вышла замуж, родила ребенка…
— Знаю, знаю… Сашенька, не надо беспокоиться и не надо ее обижать. Можете познакомить ее с Олегом Борисовичем, со мной… С другими преподавателями… Пусть пройдется по институту… Но чем скорее она вернется домой, тем лучше будет для нее и для вас.
— Ага, — сказала Сашка. — Николай Валерьевич… У меня к вам еще один вопрос.
— Да?
— Что такое глагол в сослагательном наклонении?
— Вы имеете в виду юношу по имени Егор Дорофеев?
Сашка выпрямилась:
— Да.
Стерх, раздумывая, коснулся острого подбородка:
— Довольно редкая специализация… Все глаголы исключительно ценны, но сослагательное наклонение имеет свою специфику. В Речи это проектные конструкции, открывающие веер возможностей… Вы, насколько я понимаю, расстались с Егором?
Сашка нахмурилась:
— Это важно?
Стерх потянулся, разминая сложенные крылья:
— Считаете, это не мое дело? Как скажете. Давайте-ка вспомним пошаговые внутренние трансформации…
— Да, мы расстались, — сказала Сашка сквозь зубы. — И больше нас ничто не связывает.
— Вы нервничаете, — Стерх вздохнул. — Вас беспокоит ситуация с мамой… Ладно, давайте договорим. Глаголы в сослагательном наклонении очень уязвимы. Эта их неопределенность… Иногда — на пути формирования — такой человек, особенно молодой, может стать тенью другого глагола. Глагола в повелительном наклонении. Повелитель оставляет отпечатки, сослагатель принимает их. Как штамп и сургуч, как форма и воск, как две цепочки ДНК… Таким образом, сослагатель живет и поступает так, как этого хотел бы, сознательно или бессознательно, повелитель.
Сашка разинула рот.
— Я сказал «это возможно», я не сказал «так бывает обязательно». Но факт налицо: мальчик полюбил вас, когда вам это было нужно, и бросил, когда это понадобилось вам.
— Я не хотела, чтобы он меня бросил! Наоборот — мне было важно, чтобы он был со мной! Потому что в тот момент…
— Прекрасно понимаю. Вы не хотели. Но вам надо было, что бы он вас бросил. Вам было необходимо остаться в одиночестве.
Сашка долго молчала. И Стерх молчал, не торопил ее, просматривал журнал, потирал подбородок.
Еще год назад Сашка, возможно, сломалась бы от такой новости. Постаралась не поверить. Впала в отчаяние.
Теперь она поймала себя на поразительном спокойствии. Как будто все, о чем говорил Стерх, она знала заранее или предчувствовала.
— Николай Валерьевич… вы уверены, что я влияла на Егора?
— Не уверен, — Стерх посмотрел ей прямо в глаза. — Но исключить такой возможности не могу.
— Это… как-то скажется на его судьбе?
— Он давно вышел из-под вашего влияния. Я говорил с их преподавателем введения в практику, она со мной советовалась… Это талантливый, но очень сложный студент. К сожалению, не слишком прилежный. Ему нужно больше учиться, он многое пропустил на первом курсе.
— Он будет учиться, — твердо сказала Сашка. — Я с ним поговорю.
* * *
Мама сидела за столом — вполоборота к окну, на том самом месте, где любила проводить время Сашка. Ее лицо картонным силуэтом выделялось на фоне розоватого закатного света.
Сашка остановилась. Ей на секунду показалось, что мама — восковая скульптура из музея, замершая перед окном. Что у нее даже глаза не блестят.
— Ма?
Мама повернула голову:
— Здесь так красиво… Мостовая, эти дома… Фонари такие… художественные… Ты позанималась?
— Да.
— А что ты делала?
— Ну что обычно делают студенты? Книжки, конспекты… Давай спустимся в кафе и пообедаем.
— Мне не хочется есть. Я выпила чаю, чашку помыла… Ты молодец, все так аккуратно. Хорошая квартира, — мама говорила, глядя на Сашку — и мимо.
— Ты звонила домой?
— Да… Все в порядке, но Вале трудно, конечно… У него проблемы на работе, он много пропускает… отпуск не ко времени. И у меня душа не на месте…
Сашка решилась:
— Возвращайся сегодня. Я провожу тебя.
— Саня…
— Ты ведь приехала, чтобы увидеть, как я живу и учусь? Теперь ты видишь — живу хорошо, учусь нормально. Или ты хочешь устроить полную инспекцию?
— Саня… — у мамы дрогнул голос.
— Не надо нам больше ругаться, — твердо сказала Сашка. — Забудь все, что я говорила, это ерунда, это слова. Тебе надо ехать сегодня, иначе… мало ли что может случиться, пока они там одни.
Мама прерывисто вздохнула. Не давая ей вставить ни слова, Сашка подняла с пола спортивную сумку:
— Идем. Пока доберемся до вокзала, пока возьмем билеты… Пока поужинаем в кафе…
Мама печально, но твердо покачала головой:
— Саня, я решила. Ты уедешь вместе со мной.
Сашка выронила сумку:
— Знаешь, я здесь учусь. У меня завтра пары!
— Кого ты хочешь обмануть? — спросила мама тихо. — Какие-то бесконечные очень трудные занятия, дополнительные, летом… Для того, чтобы преподавать философию в ПТУ?
Сашка растерялась.
Она слишком верила в информационный «туман» вокруг института и всего, что с ним связано. Спокойная мамина логика оставила ее безоружной посреди ровного поля.
— Сашка, я перед тобой виновата. Но ты моя дочь. Я не оставлю тебя здесь. Я не знаю, что здесь происходит, но чувствую неладное. И я не желаю, чтобы ты имела какое-то отношения к городу Торпе. Если надо, я найду адвоката. Или врача. Или… в конце концов, я продам квартиру, сниму все деньги со счета, но если тебя втравили в беду — я тебя вытащу!