— Как скажете, отец, — отозвался Энки, с почтением кивнул, и гравикар стремительно направился на базу в Эриду — там в конференц-зале командного блока с утра еще готовился праздничный обед. Недаром же сказано в старинной поговорке — кто вкусно поел, тот сердцем подобрел.
Ладно, долетели, как на крыльях, вошли в командный блок, неспешно, без суеты расселись за столом. А молодые вышколенные ануннаки уже старались вовсю — тащили жареное, пареное, печеное, вареное, хмельное и дурманящее. Энки выжидающе отмалчивался, Нинти милейше улыбалась, Тот, на правах хозяина, потчевал.
— Вот, дорогой учитель, не побрезгуйте, местная океаническая рыба, заливная, масса фосфора. А вот суфле из водоплавающих пернатых, средне-калорийное, жутко пикантное, очень хорошо для головного мозга. А вот молодой карп Ре, фаршированный по-хербейски — с тмином, шафраном, иссопом и латуком, крайне полезен для эрекции и потенции. А вот, дорогой учитель, пиво, сваренное мною в вашу честь из здешнего ячменя, — светлое, лагерное, умеренной густоты. Конечно, не старый добрый «Гнойникен», но очень и очень ничего. Весьма способствует желчеотделению. Ну, ваше, дорогой учитель, здоровье. Пей до дна, пей до дна, пей до дна… А к нам приехал, к нам приехал…
Наконец попили, поели, бросили в курительницу тринопли, да не просто тринопли, а смешанной для усугубления ее свойств, как это выяснил экспериментально Тот, с пестиками тростника гизи, и сурово глянул на Гибила:
— Иди, мальчик, погуляй.
— Ты, дед, чего? — возмутился тот. — Я тебе что, троюродный? А компот?
— Иди, мальчик, иди, пока молодой и красивый, — добро улыбнулся Ан, молча проводил внука взглядом и, выдержав короткую паузу, жестко досмотрел на Энки. — Значит, так. Мы тут посовещались и решили, что ты, блин, обосрался жидко и обильно. А потому сдашь все дела Энлилю и отправишься заниматься шахтой. Лично искупать кровью, в поте лица. Не поднимешь выработку в два раза — сам пойдешь в забой киркой махать. И сынка своего забирай, приучай к полезной трудовой деятельности, а то растет весь в тебя, хулиган и обалдуй. Теперь с тобой, — глянул Ан на тихо радующегося Энлиля. — Запомни, парень, хоть ты и старший, но ни к Шамашу, ни к Мочегону в душу не лезь, они и без твоих ценных указаний дело свое знают. О глубокоуважаемом Тоте я и не говорю, он остается здесь моим личным представителем и подчиняется — зарубите все себе это на членах! — исключительно мне. Ну, вроде так, в таком разрезе. Гм. Кстати, о разрезах… — Он гневно зарычал, насупился, мрачно посмотрел на Нинти, но тут же справился с собой, остыл, с презрением махнул рукой: — Ладно, после поговорим. — Ан выругался матом, резко отвернулся и, чтоб нарушить тишину, дружески мигнул Мочегону: — Тебя как звать-то в натуре, кент? К унтер-генеральскому званию твоя кликуха совсем не катит. Как тебя писать-то в приказе?
— Как звать-то? В натуре? — Мочегон внезапно поперхнулся дымом, закашлялся, ругнулся, почесал башку, и на его глазах железного законника блеснула скупо мутная слеза. — Маманя вроде Эннуги звала. Ну да, точно, Эннуги. Пока ее сволочь сутик пикой под ребро…
— Ну вот и ладно, так и запишем, Эннуги, — с бодрой улыбочкой похвалил его Ан, а Энки тем временем вышел из ступора и голосом, полным страдания, возвестил:
— Отец! Отец! Зачем же вы меня в рудник? На периферию? К черту на рога? А как же Эриду? Болота? Реки? Каналы? Дом Побережных Вод как? Куда мне от зарослей гизи, где плещется в глубинах карп Ре?
В его тираде было столько экспрессии, что Ан задумался, великодушно кивнул:
— Ну ладно, хрен с тобой. Хочешь жопу мочить — мочи. Будешь ею же отвечать за водные ресурсы. Ну, что там еще?
— Отец! Отец! Добродетельнейший родитель! — все никак не унимался Энки, видимо, был нужен мощный стресс, чтобы открылся его дар красноречия. — Взываю к вашей мудрости и рассудительности, к долготерпению и объективности взываю. Не посылайте внука вашего на гной, в шахту, в недра, в землю Арали. Там болезнь наводят Голубые камни, там жизнь всецело напоминает смерть, там мольбы и стоны, и удары палок доносятся из темных подземелий. Пусть сидит себе на бережку, на травке, слушает, что шепчет птичкам молодой гизи, как играет, плещется среди его стеблей, как уходит в глубину карп Ре. Ведь он, отец мой, такой хороший мальчик. У него…
В это время послышались шум, гам, крик, ругань, возмущенный глас, затем взревели двигатели гравикара, мгновение спустя раздался звук удара, командный модуль ощутимо вздрогнул — и наступила гробовая тишина. Все сделалось спокойным и на диво умиротворенным, только журчало пиво, сваренное в честь Ана. Изливаясь Ану на колени…
— Схожу проверю. — Мочегон поднялся, однако не пошел — метнулся молнией, словно бы наскипидаренный. С тем чтобы скоро вернуться, да не в одиночку, а квартетом — в обществе пары помятых охранников, под руки тащивших скучного Гибила. Мальчик, оказывается, хотел мирно прокатиться на гравикаре, но вначале не поладил с водителем, а затем уже и с водительским штурвалом. Не сумел разъехаться с мачтой субрадара. Теллуриевой, массивной, из двутавра и уголка. Вследствие чего Нинти лишилась своего транспортного средства, шеф трясины Энбилулу — всех передних зубов, а командный модуль базы — орбитальной связи, потому как мачта, припечатав крышу оного, разнесла к едрене фене все приемные антенны. Пострадал и сам Гибил — качественно расквасил нос, мощно подбил второй глаз и крепко приложился головой. Впрочем, в плане головки можно было уже, видимо, не беспокоиться.
— Значит, говоришь, хороший мальчик? — едко усмехнулся Ан, встал, горестно взглянул на штаны, ярко-фиолетовые, расклешенные, с малиновым супергенеральским лампасом. — Весь в своего папу-шахтера? — Ан поднял взгляд на Энки, угрюмо засопел, однако же сказал спокойно и поэтому очень страшно: — В общем, так, засранец. Не будешь упираться рогом — не пройдешь повторную вакцинацию. Это касается и вас. — Ан зыркнул свирепо на Энлиля и с убийственной брезгливостью на Нинти. — Не потянете показатели — ген старения вас самих натянет. Узнаете в лучшем виде, что такое импотенция и климакс, небось не до горячего траха с приплясом будет. Все, я сказал. — Он цыкнул командно зубом, властно махнул рукой и посмотрел на Тота, Мочегона и Шамаша. — Двинули, кореша. Что-то душно мне здесь, тесно, погано и мокро. Нет гармонии.
В тот же день, даже не успев переварить фаршированного карпа Ре, Ан отчалил на звездолет. Смотреть на голубую планету с высоты орбиты ему было куда как приятней.
Изрядно лет спустя
Поставленный вход охранять
В Святыню Энлиля,
Зу ожидает пришествия дня.
Энлиль же в купальню заходит,
Тиару свою отложив, оставив на троне ее.
Хватает завистливый Зу
Таблицу Судеб в свои руки,
Уносит святыню с собой.
И вот приказы прекратились;
Повсюду воцарилась тишина, молчание настало;
Все онемело; свой блеск утратила
Небесная Обитель.