…А дом уже стар. То, что осталось от дома; все эти пристройки появились позже, они сбивают с толку и мешают вспоминать. Ступеньки из красного кирпича…
— Господин кого-то ищет? — спросила женщина. Услыхав её голос, он вздрогнул.
Господину нечего здесь искать. Пусть поищет в земле; та, кого он знал когда-то, существует теперь только в его памяти. Только в памяти — тёплая река с резвящимися рыбинами, муравьи на горячем песке и ладони на горячем лбу…
Женщина во дворе нахмурила брови:
— Господин… Может быть, принести воды?
Он покачал головой:
— Нет… Спасибо. Я сейчас уйду — только отдохну вот…
Она кивнула и скрылась в доме — а ведь он «отдыхает» уже не один час, она не могла не заметить… Впрочем, всё равно. До вечера есть время, и можно спокойно прислониться к стволу, прикрыть глаза и хорошенько повспоминать…
И слушать голоса её правнуков. Той единственной женщины, которая…
Сухой смешок внутри головы. И сразу же — тяжёлый взгляд.
(Ты мог бы обладать ею. Ты дурак, ты сам так выбрал.)
Старик решил не отвечать — ребятишки увидят, что он разговаривает сам с собой, и испугаются.
(Теперь ты видишь, что кругом проиграл. Ну как, дать тебе последнюю попытку? Откроешь мне дверь? Впустишь?)
— Чего ради? — спросил он шёпотом. — Что ты можешь мне предложить? Мне уже ничего не нужно…
Смешок.
(Ах да. Ты сам себе господин… Тебе не нужно — и ты не нужен, Руал. Новый Привратник скоро встанет у двери.)
Долговязая девчонка гонялась по двору за своим братом — тот отобрал у неё… что-то отобрал. Наверное, ленту.
— Как же так? — спросил он, едва шевеля губами. — Тебе ведь нужен маг, лишённый могущества? Маг и не маг? Я?
Тот, кто смотрел на него из бездны, хохотнул.
(Ты не нужен.)
— Зачем же ты говоришь со мной? — удивился Руал.
Девчонка наконец настигла обидчика и повалила его на землю, пытаясь выдернуть из кулака ярко-зелёный атласный лоскуток. Пухлый пацанёнок, наблюдающий за свалкой, задумчиво подобрал валяющуюся в траве падалицу. Вытер о полу, задумчиво укусил, скорчил кислую гримасу; запустил яблоком в дерущихся, норовя попасть в брата.
(Ты — мой родич, Руал. Я ненавижу тебя — но ты один меня слышишь. Всё, что есть у тебя сегодня — мой подарок.)
— У меня ничего нет, — Руал пожал плечами.
(Твоя долгая жизнь. Твоя сила. Всё это — я. Ты несёшь меня, ты отягощён мною, как самый светлый день бывает отягощён предстоящей ночью.)
Ему вдруг сделалось холодно. От сырой земли потянуло гнилым, промозглым ветерком.
— То, что ты несёшь этому миру, — спросил он медленно, — это ночь?
(Ночь — сейчас.)
Руал передёрнулся от чужого страстного напора, проникшего в его сознание вместе с этими словами.
(Ночь — сейчас. Будет день. Ты глуп. Ты боишься… Кто боится темноты, тот никогда не поймёт света. Что выиграли живущие от того, что ты не впустил меня? Что отказал мне и обманул мои надежды? Что выиграл ты сам? Эта твоя жизнь… Ты муравей, ползущий по яблоку. Я познаю вечность, думает букашка. Яблоко круглое… бесконечный путь. Ты бесконечно ничтожен и бесконечно велик, потому что несёшь частицу меня.)
— Ты нескромен, Пришедший Извне.
Смешок.
(Мы скоро увидимся, Руал. Увидимся воочию.)
Его снова передёрнуло. И тело его, и разум помнили пережитый когда-то ужас.
(Не бойся. Просто будь готов.)
Девчонка наконец-то отвоевала свою ленточку; давешние противники теперь мирно договаривались о правилах метания костяной биты. Пухлый мальчишка начертил в пыли кривую линию; совсем маленьких пацанёнок сосал палец, наблюдая, как сестра его втыкает в землю длинные тонкие щепки.
Руал пересилил себя. Поинтересовался с усмешкой:
— А что же твой Привратник?
(Да. Да. Он скоро созреет. От него отвернулись, его предали, его прокляли… Как когда-то тебя.)
— Ты ищешь отторгнутых, — пробормотал он раздумчиво. — Тебе нужны озлобленные…
(Не озлобленные. Свободные.)
— Я ведь хотел ещё и мстить.
(Это тоже.)
— Не понимаю, — теперь он расслабился, закинув ногу на ногу. — В мире полно сволочей, готовых впустить тебя и без весомой на то причины… И задаром, просто от скуки. А?
(Ты думаешь, это всякому под силу?)
Руал усмехнулся, оценив чужое возмущение:
— А разве нет?
(Ты не смог.)
Дети по очереди швыряли костью в частокол из щепок — пухлый мальчишка был точнее и удачливее всех, брат его всё время заступал за линию, а девчонка всякий раз шумно уличала его. Маленький пацанёнок задумчиво слюнявил пятерню.
— А он, — шёпотом спросил Руал, — этот новый Привратник… Он сможет?
Будто ветер прошёл по верхушкам деревьев; в траве застучали упавшие яблоки, и дети прервали игру ради свалившегося на них лакомства.
(Он сильнее тебя. Он наследник Фагирры и Луаяна. Он Прорицатель по праву. Он наказан без вины, предан и проклят. Он свободен и зол… Он станет мною, и силы наши сольются.)
На пороге дома показалась темноглазая женщина; мельком глянула на сидящего под деревом старика, утёрла слюни младшему мальчишке, позвала остальных обедать. Долговязая девчонка заупрямилась и получила несильный, но решительный и звонкий шлепок.
— И что тогда? — медленно спросил Руал.
(Тебе-то что? Твои воспоминания останутся с тобой, а больше у тебя ничего нет.)
— А вот они? — спросил он снова, глядя в закрывающуюся за детьми дверь.
(Ты не понимаешь. Перед тобой прекрасный храм — а ты считаешь мокриц под ногами. Потому ты глуп, потому ты не сумел.)
— Ты — прекрасный храм?
(Я зодчий. И я же — строитель.)
— А он? Привратник?
(Он станет мною.)
— А я?
(А тебе нравится быть наблюдателем. Ты привык.)
Женщина вышла снова. Звякнула ведром у колодца; с грохотом откинула крышку, пустила разматываться ворот — всё это не сводя с Руала настороженного и не очень приветливого взгляда.
(Всё изменится, Руал. Только ты останешься прежним. По старой памяти… Хоть вряд ли это тебя обрадует. Тяжело быть прежним в мире, который меняется.)
— Меняется — в угоду тебе?
Кажется, он спросил слишком громко; женщина услышала его голос сквозь натужный скрип ворота, услышала и вздрогнула.
Смешок.