Пауза затягивалась.
— Проклятый ревнивец, — шёпотом сказала Ивилина. — Негодяй… Ревнивая тварь!
— Ищите, — удовлетворённо приказал кому-то Тагги Крод. Достойно восхищения, подумал я мрачно. Ты богач, дяденька, ты честно заработал наследство от троюродного братца…
— Ищите! — истерично выкрикнула Ивилина. — Ищите всюду! Взялись унижать женщину — так унижайте до конца, чего там, раз уж собственный муж опустился до подобного завещания — не считайтесь с моей стыдливостью! С моим целомудрием! С моим отдыхом, в конце концов. Ищите!
— Да ищите же! — прикрикнул Крод на кого-то, кто смутился, по-видимому, от горячих слов Ивилины.
Заскрипели дверцы шкафа. Жалобно звякнули склянки на туалетном столике; кто-то, кряхтя почти над самым моим ухом, наклонился и заглянул под кровать.
— Ищите! — крикнула Ивилина сквозь слёзы; спустя секунду её тело обрушилось на меня сверху. Со стороны это выглядело, наверное, очень трогательно: несчастная женщина повалилась, рыдая, в подушки.
Никогда в жизни на мою долю не выпадало ТАКИХ испытаний!
Я был в постели с прекрасной женщиной, её тело, прикрытое одной только шёлковой сорочкой, содрогалось от рыданий и плотнее прижимало меня к тюфяку. Разделявший нас слой одеял казался лишним — в то же время по комнате, тяжело ступая, бродили сыщики и заглядывали во все щели в поисках прелюбодея, то есть меня.
— Ищите! — уже раздражённо повторил Крод.
— Нет никого, — отозвался, оправдываясь, сиплый молодой голос.
Я слышал, как Крод прошёл через комнату и распахнул окно.
— Эй! — крикнул он кому-то, караулившему внизу. — Не было?
Снизу ответили что-то невнятное, но без сомнения в том смысле, что нет, никто на клумбу не прыгал.
— Ищите, — всхлипнула Ивилина. — Ищите… Крод, с этой минуты вы мне не родич. Не смейте показываться мне на глаза… Душеприказчик есть — вот пусть он десять лет под спальней и караулит!
Кто-то из сыщиков не удержался и присвистнул. Кто-то — наверное, душеприказчик — возмущённо засопел. Я потихоньку задыхался, лишённый притока воздуха, придавленный пышными формами вдовы.
— А теперь убирайтесь, — сказала Ивилина устало. — Сегодня ночью я получила истинное представление о мужчинах… После этого вам не о чем тревожиться, господин душеприказчик. До конца жизни я не подпущу к себе никого из этих подлых, низких, мстительных, ревнивых, вздорных, нахальных, бесстыдных, жестоких, глупых, продажных, бессовестных тварей!
Мне сделалось неуютно. Каждое слово Ивилины будто вбивало гвоздь мне между лопаток — видимо, я чувствовал свою перед ней вину. По меньшей мере половина перечисленных эпитетов относилась и ко мне тоже.
— Э-э-э… — заикнулся кто-то, наверное, нотариус. К сопению душеприказчика присоединилось сопение прочих, и несколько минут ничего не было слышно, кроме всхлипываний Ивилины и этого всепоглощающего сопения.
Я проделал среди кружев дырочку и тихонько перевёл дыхание. Если всё закончится благополучно, сказал я сам себе, то я честно признаюсь Ивилине во всём. В собственной низости. Расскажу ей и про Судью, и про Черно Да Скоро, пусть сама судит меня, пусть даст пощёчину, в конце концов…
— Уходите, — повторила Ивилина шёпотом. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Не растягивайте собственный позор, избавьте…
— А-а-а! — завопил Крод, и в крике этом было столько торжества, что я мгновенно покрылся потом.
— Что это? — спросил Крод страшным голосом. — Что это, а? Что это, я вас спрашиваю?!
— Где? — Ивилина приподнялась на локте, и этот острый локоток болезненно впился мне в ребра.
— Что это? Ослепли? Не видите?! Пряжка от мужского пояса!!
— Пряжка от мужского пояса, — с суеверным ужасом повторили нотариус и душеприказчик.
— Где? — повторила Ивилина удивлённо.
— Вот!
— Да где же?
— Да вот!
Ивилина села на кровати, то есть на мне, и в следующую секунду воздуха стало много, слишком много, и много стало света, потому что пять свечей после кромешной темноты показались мне яркими, как полуденное солнце.
— Во-от!
Тот, что сорвал с меня одеяла, был невысок и плешив. Правый его глаз сверлил меня с мрачным торжеством, зато левый уплывал куда-то в сторону, к уху, я вспомнил, что мельком видел этого красавца в посёлке, — он сидел в трактире и пил, пил, пил…
Шпага моя осталась по другую сторону кровати — вместе с ножнами и поясом. Ещё четверо мужчин — из них двое здоровенные молодые парни — уставились на меня с радостным удивлением; я сполз с подушек и отступил к стене, машинально поправляя на себе остатки одежды.
— Кто это? — загремел Крод, оборачиваясь к белой, как простыня, Ивилине. — Кто это, любезная вдовушка? Что за человек лежит в вашей постели, что это вы тут говорили про ревнивых, вздорных…
— А-а-а! — завизжала Ивилина, тыча в меня пальцем и отступая в таком ужасе, будто увидела живого мертвеца. — А-а-а! Это он, он!
— Конечно, он, — удовлетворённо кивнул душеприказчик. — Видно, что он, а не она…
— Это убийца Рэгги! — взвизгнула Ивилина так, что у меня заложило уши. — Убийца моего мужа, я видела его там, у ручья, он… его разыскивает стража герцога! Хватайте его, он хотел убить и меня!
Замешательство длилось всего четверть секунды — но мне хватило этого времени.
Хватило, чтобы перемахнуть через кровать, подхватить шпагу, ножнами отбросить с дороги господина Крода, перепрыгнуть через подставленную ногу душеприказчика, на ходу сбить одного из парней и прыгнуть в раскрытое окно — с риском сломать шею.
Судьба издевательски улыбнулась мне — я упал на мягкое, это мягкое охнуло и осело, увлекая меня на землю, и осталось там лежать, в то время как я вскочил; следующим, вставшим у меня на пороге, оказался угрюмый лакей с заранее приготовленной дубиной.
Он ударил — я увернулся. Он замахнулся ещё — я поднырнул под его орудие и ударил головой под дых, отчего бедняга сразу же потерял ко мне интерес.
Залаяла спущенная с поводка собака, но я был уже на стене. Скатился по ту сторону, в ужасе оттого, что лошади может не оказаться на месте; впрочем, лошадь оказалась самым порядочным существом во всей этой истории. Она ждала меня там, где я её оставил.
Теперь каждый стражник в городе знал, кого надлежит высматривать на улицах, и девчонки, имевшие на вид около пятнадцати лет, страдали от повышенного к себе интереса. Охранники у городских ворот клялись, что за последние два дня ни одна подозрительная девчонка из города не вышла; Танталь мрачно хмурилась, слушая эти клятвы. У Аланы хватит изобретательности выбраться из города незамеченной. Если только она не сделала этого раньше — сразу же после побега…