После обеда мистер Лидбеттер отвез ведьм в большой торговый центр «Тернбулл и Баттл» за длинными мантиями с капюшоном, в которые, по условиям турнира, должны были облачиться все участницы. Он рассчитывал на помощь Лестера, но тот срочно понадобился Арриману. И людоед исчез, не успев донести до рта ложку с банановым кремом. Так что мистер Лидбеттер один проводил ведьм на третий этаж, не позволил мисс Рэк глотать сырую рыбу на глазах у покупателей, вернул назад сигареты, которые странным образом поднялись в воздух и плавно опустились в сумочки близнецов Шаутер, и объяснил молодому продавцу перчаток, что тот не может немедленно обвенчаться с Белладонной.
К счастью, мантии оказались превосходные: черного цвета, с большим капюшоном – такие когда-то носили учителя, и достаточно длинные, чтобы скрыть тапочки матушки Бладворт и резиновые сапоги Этель Фидбэг. А когда ведьмы надели черные карнавальные маски, специально заказанные магазином, их стало просто не отличить друг от друга.
Но когда пришел черед мадам Олимпии примерить мантию, она закатила скандал. Весь день она провела взаперти, высокомерно требуя приносить ей еду в номер. Мадам заказала множество экзотических лакомств для муравьеда и выставила за дверь целых семнадцать пар обуви, чем повергла бедного чистильщика в ужас. А теперь, увидев хлопковую мантию без всяких украшений, она разозлилась:
– Ты в своем уме? Ты думаешь, я стану колдовать в этом тряпье?
– Все ведьмы должны выглядеть одинаково, – пояснил мистер Лидбеттер. – Таковы правила турнира.
– Придется нарушить правила, – заявила чародейка, сверля его злобным взглядом.
Неизвестно, чем бы закончилось препирательство, если бы матушка Бладворт, отдыхавшая на низеньком позолоченном стуле, вдруг не издала радостный вопль:
– Палец! Я чувствую большой палец на ноге! Белладонна отложила свою мантию и поспешила на помощь.
– Что стряслось, матушка Бладворт?
– Подействовало заклинание молодости! Всю неделю пыталась его припомнить, и вот большой палец дернулся! Какой прилив сил! Меня тянет плясать, будто я скова молоденькая девчонка!
Она задрала плесневелую юбку, стащила чулки, стряхнула с лодыжек ворох серых, похожих на дохлых мышей кусочков пластыря и вытянула вперед голую ногу.
Ошеломленные продавцы и ведьмы столпились вокруг нее.
– Палец чуть более розовый, чем все остальные, – после долгой паузы сказала Белладонна. – И немного… более упругий.
– Бред, – фыркнула Нэнси Шаутер. – Он точно такой же, как раньше, – омерзительный.
– Все ты выдумала, – поджала свои рыбьи губы Мейбл Рэк.
– Лучше бы ногти подстригла.
На матушку Бладворт обрушился град насмешек. И действительно, ее большой палец ничем не отличался от других: такой же желтый, покрыт такими же кудрявыми волосками.
Но матушку Бладворт не так-то просто было переубедить.
– Вот увидите, я вам еще докажу. Я вспомню все до последнего словечка и помолодею так, что вам меня из соски кормить придется!
Но она все же позволила Белладонне натянуть на себя чулки и усадить в автобус. День выдался богатый на впечатления.
…Когда Лестер очутился в Даркингтон-холле, не успев донести до рта ложку с банановым кремом, он понял, что хозяин задумал недоброе. И действительно, Арриман решил, что ведьмы не будут жить в замке даже во время турнира.
– Но, сэр… – попытался возразить Лестер.
Арриман только отмахнулся.
– И не пытайся меня переубедить. Даже если они поселятся в восточном крыле и все время будут ходить в мантиях с капюшонами, я этого про сто не вынесу.
Лестер постарался скрыть свое раздражение. Похоже, Арриман делал все для того, чтобы максимально усложнить им жизнь. В конце концов, раз тебе нужна в жены черная ведьма, к чему поднимать шум из-за пары волосатых бородавок или морского слизня, съехавшего на глаза? Лестер не знал, стоит ли рассказывать о мадам Олимпии. Ее Арриман еще не видел; быть может, она окажется в его вкусе. Людоед решил не упоминать и о Белладонне. Если она не выиграет, всем обитателям Даркинг-тона будет очень плохо, так что нечего попусту вселять в Арримана надежду.
– Ну и где же им жить? – поинтересовался он.
Лицо Арримана просветлело.
– У меня есть на этот счет неплохая мысль. Устроим палаточный лагерь на Западной поляне, той, что напротив главных ворот. Там они не будут попадаться мне на глаза. Только не забудь купить все необходимое – знаешь, такие симпатичные оранжевые палатки с пластмассовым дном, газовые плитки, парусиновые кабинки для этих самых дел… В общем, купи все, что нужно, и пришли счет мне, – великодушно разрешил он.
– Но, сэр, на дворе октябрь! Ведьмы замерзнут!
– Да что ты в самом деле! Ведьмы будут… бодрее и свежее. Я слышал, нейлоновые спальные мешки прекрасно защищают от холода. А теперь, Лестер, попрошу меня оставить – сегодня прибывают судьи.
Выходя из библиотеки, Лестер столкнулся с Колдовским Дозорным.
– Ну, как он? – спросила Левая Голова.
– Он не в себе, – ответил людоед. – Он хочет, чтобы ведьмы жили в палатках на Западной поляне. Отказывается пускать их в дом.
Зверь тяжело вздохнул.
– Он подавлен, – сказала Средняя Голова. – Это мы его подвели. Представляешь, каково нам?
– Но если новый колдун все не идет, что прикажешь делать? – заметила Левая Голова.
– А не идет он определенно, – подтвердила Правая Голова.
И зверь рассказал Лестеру, что на время турнира решил взять отпуск. Соберет котомку и отправится куда глаза глядят.
– Конечно, к свадьбе мы вернемся, – пояснила Средняя Голова. – Но отдых нам не помешает.
Лестер кивнул. Он понял, что Колдовской Дозорный, несмотря ни на что, винит в неудаче себя и хочет побыть в одиночестве, пока боль в душе не утихнет.
– А как поживает сэр Саймон? – спросил он. – Кажется, старина Арриман тратит на него чересчур много времени.
Едва он успел закончить фразу, как поблизости раздались стоны и бряцанье доспехов, и прямо сквозь стену прошел мрачный, скорбный призрак женоубийцы.
– Пошел смотреть, как обедает старина Арриман, – неодобрительно сказала Средняя Голова.
– Кажется, они что-то замышляют, – сказала Левая Голова.
– Не могу видеть, как призрак колотит себя по лбу, – пожаловалась Правая Голова. – Я считаю, если уж ты убил своих жен, сиди тихо – все равно ничего не поправишь.
Лестер хмурился, волоски его единственной мохнатой брови встали дыбом, и, казалось, черная повязка плывет в них, как в бушующем море.
– Не нравится мне это, – произнес он. – Не доведет до добра эта дружба, помяните мое слово.
Он вздохнул и вытащил из корзинки для зонтиков саблю. В отеле вечно не найдешь ничего подходящего.