Монти Мун оказался высоким, бледным, сутулым, с крупной лысеющей головой и манерой вытягивать подбородок вперед, чтобы скрыть морщины и складки. Увидев Теренса, актер несколько удивился и даже заскучал, но когда заметил бумажник, как бы между прочим раскрытый на столе, в его глазах заблестел интерес.

Пять минут спустя они с головой ушли в обсуждение.

– Как я понимаю, мне предстоит сыграть роль порочного призрака-женоубийцы, который внезапно обретает плоть. Правильно?

– Совершенно верно.

– Так расскажи мне о нем подробно, милый мальчик, все детали. Я должен знать все о своем персонаже. Сколько жен я убил? Какие на мне доспехи? Где на мне кровь?

Теренс рассказал ему о сэре Саймоне все, что только мог припомнить, а мистер Мун быстро строчил в записной книжечке.

– Он не носит шлема, – закончил Теренс. – И перчаток тоже, так что, когда он хлопает себя по лбу, раздается громкий шлепок.

– Такой? – уточнил мистер Мун, широко взмахивая рукой и артистично ударяя себя по лбу.

– Почти. Немного мягче.

– Не волнуйся, мой милый мальчик. На премьере все выйдет как надо. Так, теперь звуковое оформление. Сопроводим мой выход чем-то особенным? Воем собак? Ревом бури? Петушиным криком? Все будет сделано.

Прошел еще час, прежде чем они закончили обсуждать, какие понадобятся черепа, некромантские травки и прочие штучки. Белладонна со спокойным сердцем могла указывать в списке «ничего», пока рядом был Ровер, но для спектакля чем больше бутафории, тем лучше. А когда мистер Мун узнал, что получит пятьсот фунтов сразу и еще пятьсот, если ему удастся заставить зрителей поверить, что он и есть сэр Саймон, актер пообещал прислать светотехника и помощника режиссера с фургоном, чтобы установить декорации.

– Вот увидишь, мой милый мальчик, шоу выйдет первоклассное. Исторические пьесы – мой конек. Только нарисуй мне план замка, мы проникнем туда накануне и подготовим пару спецэффектов. Хорошо бы, конечно, сделать потайную дверь, но кто работает в идеальных условиях?

Договорившись обо всем с актером, Теренс отправился поблагодарить мисс Лидбеттер. А когда вернулся попрощаться с Монти Муном, тот стоял посреди комнаты и не переставая хлопал себя по лбу, репетируя звучный шлепок. Теренс понял, что этот человек очень серьезно относится к своим обязанностям, и, довольный, заторопился назад.

Глава пятнадцатая

В воскресенье, накануне Хэллоуина, Арри-ман проснулся с головной болью. Как и Теренсу, ему приснился кошмар. Его тоже преследовали зубы. Ожерелье парило в воздухе, длиннее, чем прежде, на пять зубов. По форме и пломбам Арриман сразу же узнал свои зубы и принялся подзывать их, как коров на дойку или кур к кормушке. Но зубы не слушались и как-то надменно уплывали прочь. Арриман очнулся и был почти рад услышать приглушенные крики из супницы: «Папочка! Папочка!», которыми Кракен встречал рассвет.

Мистер Чаттерджи уже завтракал в своей бутылке, довольный и умиротворенный. Климат севера Англии был ему не по душе, и сразу после выступления ведьмы номер семь он собирался вернуться в Калькутту.

– Итак, сегодня выходной, – радостно сказал Арриман. За завтраком у него всегда поднималось настроение. – Ведьма номер семь выступит только завтра вечером. Я, пожалуй, немного займусь делом, боюсь потерять навык. А у тебя какие планы, Снивеллер?

Упырь, устало сгорбившись над тарелкой с почками, ничего не ответил. Он почти никогда не отвечал.

Арриман ушел один, погубил пару пихт, расколол надвое несколько валунов, призвал с запада бурю – словом, занялся той чистой, старомодной магией, к которой питал слабость. Он с тоской вспоминал славные деньки, когда у ворот мирно посиживал Колдовской Дозорный, в дубах не спали зеленщики, а на Восточной поляне не бухтели в бездонных дырах вздорные ведьмы.

«Наконец-то завтра все завершится, – подумал он. – Завтра я точно буду знать, кто моя невеста. Да нет, глупости. Я и так знаю».

И он пошел к мистеру Лидбеттеру попросить молока или магнезии. Даже у колдунов иногда болит живот.

Тем временем в лагере Белладонна печально сидела у костра. Арриман Ужасный для нее навсегда потерян. Еще до выступления чародейки Белладонна не очень-то верила в свою победу и лишь иногда, рядом с Теренсом, чувствовала себя сильной и уверенной. А теперь пропала и последняя надежда.

Она взглянула в зеркальце. Арриман глотал маленькие белые пилюли. Он выглядел усталым и раздраженным, только это уже не ее забота. Теперь мадам Олимпия будет утешать его и поправлять непослушный колдовской завиток над дьявольски изогнутой бровью.

Печальные мысли прервал сильный грохот позади нее. Стук, хлопок – и из палатки Белладонны выползла матушка Бладворт. Мухи плотным ковриком облепили ее голову. Старая ведьма чересчур долго пробыла кофейным столиком и теперь устало и смущенно рухнула на стул, придвинутый Белладонной.

– Что произошло с принцессами? – моргая, поинтересовалась она. – Хоть последняя-то стала лебедем?

– К сожалению, она превратилась в попугая, – сказала Белладонна так мягко, как только могла. – Очень умного. Говорящего.

– И все же попугаю далеко до лебедя, – заметила старая ведьма. – Ума не приложу, почему так вышло. Подозреваю, я получила не очень высокую оценку?

– Как вам сказать… Три из десяти. На самом деле, не так уж и плохо. Я получу и того меньше.

Матушка Бладворт скинула тапочки, чтобы погреть старые кости у огня, и понуро уставилась на пламя.

– Даже если бы вам и удалось превратить их в лебедей, это ничего не меняет, – успокаивающе сказала Белладонна. – Все равно победит мадам Олимпия. Она проделала такой зловещий трюк с крысами, Симфония Смерти называется, что получила девять баллов. Ее никому не обойти.

– Симфония Смерти, говоришь? – задумчиво произнесла матушка Бладворт. – Слыхала я о такой. Очень черная магия и очень жестокая. Даже в мое время немногим ведьмам такое было под силу. Думаю, бедного Арримана она проглотит не разжевав. Мадам повезло, у него красивые зубы.

– Не говорите так! – вскричала Белладонна. – Арриман – величайший в мире колдун! Она не сможет причинить ему боль, не сможет!

– Ну ладно, может, ты и права, – со вздохом отозвалась матушка Бладворт. – А что до меня, то замуж мне выходить расхотелось. Свыклась я с холостяцкой жизнью. Да и заклинание, возвращающее молодость, что-то не помогает.

Она с трудом поднялась (слышно было, как хрустнули ее кости), принесла жестяную коробку с изображением коронации Георга Шестого на крышке и принялась трясти над ней головой. Не давая упавшим мухам опомниться, она дула на них, превращая обратно в опарышей.

– Пойдем-ка завтракать, Белладонна, – позвала матушка Бладворт.

Но не успела Белладонна подняться, как примчались Этель Фидбэг и Мейбл Рэк с перекошенными от ярости лицами.