В одном «second hand» отоваривались?
Лица… лица обоих совершенно не запоминались. Займешь за такими очередь в сберкассу, за телефон уплатить, отойдешь на минутку сигарет в киоске купить — а потом, вернувшись, и не вспомнишь, за кем занимал! Никакие лица. Будто смазанная фотография без ретуши. Словно брат. и сестра из одного инкубатора.
Двое смотрели вверх.
Ждали.
Рокот все нарастал, скоро превратившись в явственно различимый гул винтов — и вот из-за домов, зиявших слепыми глазницами выбитых окон, вынырнули две тупорылые машины. Зависли над пустырем, шагах в пятидесяти от подпиравших кирпичную стену Адама с Евой, и стали неторопливо опускаться, подняв вокруг себя вихрь из отсыревших обрывков бумаги, рваных упаковочных кульков, окурков и прочей дребедени.
Вертолеты едва успели коснуться земли, как дверь одного из них мигом отъехала в сторону. В чавкнувшую под ногами грязь спрыгнули трое в штатском, один за другим — и, пригибаясь, побежали к неприметной парочке у забора.
Одеты пришлые были по-разному, пестро, словно старались как можно меньше походить друг на друга (в отличие от Адама и Евы). Но тщетно: чувствовалась общая повадка в плавных, вкрадчивых движениях, внешне ленивых, но на поверку стремительных: миг, другой, — а троица уже в углу пустыря, рядом с парочкой обитателей здешнего рая.
Успели, накануне изгнания.
Мужчина в серой куртке-болонье коротко бросает пару слов (за гулом винтов, сбрасывающих обороты, их почти не слышно), трое согласно кивают -и вся пятерка споро перебирается через забор по заблаговременно подставленному бревну.
Помочь женщине никому не приходит в голову. Впрочем, Еве помощь не требуется.
Идти пришлось недолго: миновав двор, усыпанный хрустящим под ногами битым стеклом, они вошли в тень старой «хрущобы»-пятиэтажки и свернули в крайний угловой подъезд.
Узкая грязная лестница.
Пахнет кошачьей мочой.
Из разбитых лестничных окон и из приоткрытой второй двери, выходящей налицу, тянет сквозняком.
Ныряя в темноту, щербатые ступеньки ведут в подвал, но пятерым подвал не интересен. Едва оказавшись в подъезде, они дружно начинают расстегивать одежду, с отработанностью профессионалов доставая аккуратные, чуть больше пистолета, автоматы.
На стволы навинчены глушители, превращая оружие в смешное подобие вибраторов из секс-шопа «Интим».
— Третий этаж, направо, — властно командует Адам в серой куртке и вдруг останавливается как вкопанный.
Дальше пути нет.
Прямо на ступеньках, посередине между двумя пролетами, расположился человек в овчинном полушубке с погонами. На боку — табельный палаш в ножнах, на коленях — короткоствольный «АКС-99» со складным прикладом. Жорик сидит, чуть скособочившись — левая рука служивого туго забинтована и висит на перевязи; он сидит, курит, щурится от едкого табачного дыма, лезущего в глаза, — и со спокойным интересом разглядывает вооруженных людей.
А еще рядом с жориком (судя по лычкам на погонах — старшим сержантом) на ступеньках лежит полуразобранный пистолет. Древний «Макаров», ржавый патриарх, из ствола которого зачем-то торчит кусок бельевой веревки с хитрым (морским? альпинистским?) узлом на конце.
— Та-а-ак, — нарочито растягивая слова, произносит сержант и с видимым сожалением давит окурок сапогом. — Оружие, значит, носим, господа и дамы? Ну-ка, позвольте ваши документи-ки… А заодно — лицензии на ношение. Давайте, давайте, граждане, не стесняйтесь… здесь все свои!
Адам в серой куртке косится на автомат, на цевье которого теперь покоится здоровая рука сержанта.
— А разве вам не положено предъявлять первому? — криво усмехается он.
Так, пожалуй, усмехался он, глядя вниз и чуть в сторону, на вопрос Господа «Не ел ли ты от древа моего?!». Ел, Господи, и я ел, и супружница компот закрывала, и кореша малость почавкали!.. и кабанчику досталось.
— Это пожалуйста, — согласно кивает болтливый жорик, улыбаясь в ответ одними губами. — Это сколько угодно. Имеете полное право…
И, не торопясь, лезет за пазуху здоровой рукой.
В следующее мгновение сразу два «ствола» тыкаются буквально в лицо сержанту, два пальца уверенно жмут на спусковые крючки…
Щелк.
Щелк.
— Вот, пожалуйста. Патрульно-постовая служба Города, старший сержант Петров, Ричард Родионович, можно просто Ритка… раз все свои! Глядите!
Ритка сует раскрытое удостоверение прямо в наставленные на него «стволы», словно сочтя их некими приборами для чтения служебных «корочек».
Двое перед ним лихорадочно дергают затворы.
Щелк.
Щелк.
— Заело? — сочувственно интересуется Ритка. Удостоверение уже исчезло в кармане, и здоровенная.ладонь, сержанта уверенно сжимает пистолетную рукоятку «АКСа», чей кургузый ствол, направленный теперь на пришельцев, лежит поверх забинтованной руки.
— Таки заело, — с удовлетворением констатирует жорик. — Вон, видали?
Короткий кивок в сторону полуразобранного «Макарова» с торчащей из дула веревкой.
Адам и Ева молчат, остальные нервно переглядываются.
— Так что можете даже не пытаться, граждане хорошие. Не стреляет и стрелять не будет. В отличие от моего, казенного. Этот — стреляет. Можем проверить. Хотите?
Ритка говорит и говорит, добродушно ухмыляясь… Надо тянуть время. Тянуть любой ценой. Потому что там, на третьем этаже, Алька должен успеть закончить, обязательно успеть закончить…
Осталось совсем чуть-чуть.
Ритке все равно, откуда он об этом знает.
— Это почему же, сержант? У тебя стреляет, а у нас— нет?!
Пятерке незваных гостей тоже нужно время, чтобы спешно перестроить свой план. Это хорошо, их недолгая растерянность дарит Ритке такие нужные мгновения. Осталось чуть-чуть…
— А потому, граждане, что я — представитель законной власти. Местной. А вы… хрен вас знает, кто вы такие! И лицензий на оружие у вас, похоже, нет. Значит, придется пройти в отделение. Там и будем разбираться. Ну что, пошли?
Рослый крепыш в длинном светло-бежевом плаще отстраняет местного Адама. Автомат крепыша исчез, человек безоружен, и это плохо.
Очень плохо. Этот успел опомниться раньше всех.
— А что же ты, сержант, один здесь сидишь? Куда напарников дел?
— Так некому больше здесь сидеть, — тяжело вздыхает Ритка. — Один я и остался. Кто-то ведь должен людей охранять… от вашего брата. Ты документики предъявлять будешь… или глазки продолжим строить?
— Почему бы и не предъявить? — пожимает плечами крепыш.
И одним неуловимым броском оказывается ближе к служивому на три ступеньки.