О том, что заставило их преградить нам дорогу.
Сегодня днем около базара мальчишка-посыльный передал Фаризе записку.
«Пора платить, — значилось там. — Этой ночью в четвертую стражу у заброшенного водоема в квартале Цин-эрль, в восточной части города. Если, конечно, ты не боишься. Эмрах ит-Башшар из Харзы.»
Когда Фариза прочитала записку и огляделась по сторонам — у дальней коновязи она увидела Эмраха. Которого не помнила в лицо; верней, помнила, но смутно.
Зато сабля Кунда Вонг отлично помнила Пояса Пустыни, Маскина Седьмого (ныне Тринадцатого), чьего прошлого Придатка она зарубила нынешним летом в Харзе — а Пояс Пустыни блестел в руке ит-Башшара отнюдь не двусмысленно.
Эмрах и Маскин насмешливо отсалютовали Фаризе и Кунде, и исчезли за коновязью.
Догнать их не удалось.
Да и к чему их догонять? — у заброшенного водоема, в квартале Цин-эрль и так далее…
Я еще раз повторил историю о Тусклых, жертвоприношении Прошлым богам и клятвопреступлении старейшин.
Вкратце.
— Плевать, — отрезала Фариза. — Одного ублюдка убила, и второго убью. Батиниты, Тусклые… дерьмо.
Как я уже понял, Фариза вообще не отличалась изяществом обхождения. Думаю, что шулмусы с радостью принимали ее в племя. Эмрах поступил умно, написав: «Если, конечно, ты не боишься». После этих слов Фариза не то что пришла бы — приползла бы к водоему и зубами загрызла бы мстителя.
Сабля Кунда Вонг — в ответ на предложение Но-дачи попросту не ходить никуда — только насмешливо присвистнула, едва не задев ухо отпрянувшего ан-Таньи. А если пойдут они — пойдет и Асахиро. Естественно, вместе с Но. Вот почему они сперва явились ко мне — если настала пора платить по счетам, то они хотели расплатиться сразу по всем. «Убей, но выслушай!» Да, они готовы были платить…
Платить той монетой, которую разменяли в Шулме.
— Ох, Шулма-то рада будет, — проворчал Обломок. — Пока она еще до нас доберется — а мы тут уже сами друг друга перерезали да переломали…
— Собираемся, — коротко приказал я. — К полуночи мы должны быть у водоема. Все.
— Зачем все? — недоуменно спросили Асахиро и Но-дачи. — Вас туда не звали! Зачем судьбу лишний раз вдоль лезвия щекотать?!
— Затем. С будущими союзниками знакомиться будем. Заодно и извинимся за чужой грех вековой давности.
— Я лично извиняться не собираюсь, — вмешалась Кунда, на всякий случай косясь на Дзюттэ. — Я собираюсь драться. Меня драться звали. Ясно?
— Ясно, ясно, — оборвал ее Обломок. — А мы уж было решили, что тебя на праздничную заточку пригласили! Где ж тебя ковали, такую полоумную?!
— Молчи, Кунда, — испуганно влез Сай. — Не то он и тебя воспитывать станет…
Асахиро Ли встал из-за стола и подошел ко мне.
— Что ты задумал, Чэн? — вполголоса спросил он.
— В Шулму он идти задумал, — вместо меня ответил Кос. — А то как же! Вы там были, Джамуха был, а он — нет! Чего тут непонятного?! Я его с самого детства помню — никогда ждать не любил, хоть ребенком, хоть сейчас. Не любил и не умел. Да, вовремя я уволился…
— Хороший у нас человек Кос ан-Танья, — улыбнулся Я-Единорог. — Да, Заррахид?
— Да, — очень серьезно ответил эсток.
3
Пока мы добирались до назначенного места встречи — пешком, как советовал Фань Анкор-Кун в своих записях, и покинутый Демон У шумно тосковал в конюшне — у меня в голове бродили разные мысли, иногда забираясь в такие закоулки сознания, куда я и сам-то опасался заглядывать. Или даже не знал о их существовании.
Возьмем, к примеру, рассказ Матушки Ци об Этике Оружия — верней, об эпохе ее зарождения — в результате чего поединки превратились в Беседы и стали бескровными. Ведь как раз тогда мы, люди, решили, что оружие — не просто вещь, но вещь-драгоценность, вещь-символ и даже вещь-святыня. То есть как бы уже и не совсем вещь. Уничтожать такую — сперва глупость, затем — грех, и наконец — святотатство. Я и помыслить-то не мог, что из-за какой-то неловкой оплошности (хоть своей, хоть со-Беседника) способен сломать Единорога. Вот и сейчас — как подумаю, так просто в пот бросает!
Опять же, одних названий оружия — если даже не считать собственных имен — великое множество. Такого разнообразия нет среди никаких других… вещей. Оружейники до сих пор спорят: Малый Крис или та же Чинкуэда — это короткий меч или все-таки кинжал? Большой Да — это еще меч или уже алебарда?!
И впрямь впору говорить о новой расе…
И все-таки — с какого момента Беседа превращается в поединок и наоборот? Где зародыш насильственной смерти?! Можно убить, ненавидя — но разве в Шулме ненавидели рабов, сходясь с ними лицом к лицу во время тоя?
Зачем шулмусы выпускали в круг чужаков?!
Они хотели доказать. Доказать не-шулмусам, не-таким, как они, свое превосходство. Это было для шулмусов жизненно необходимо — доказывать. Успешный набег — доказательство военного умения, более тучные стада — доказательство богатства, укрощение дикого жеребца — доказательство отваги; бой один на один с чужаком на глазах всего племени — доказательство силы и превосходства.
Не умеющий доказывать любой ценой, не гнушаясь никакими доводами, вплоть до убийства — умрет.
А умеющий или научившийся — будет принят в племя.
Он — свой. Теперь он — свой.
Он тоже умеет доказывать. Он — шулмус.
С белой кошмы — на пунцовую… Клинком подать.
Джамуха Восьмирукий и Чинкуэда отлично поняли это — и сумели доказать свое право на власть в Шулме, безошибочно выбрав время, место и способ.
А что доказывали Тусклые, принося жертвы Прошлым богам?
Они доказывали жизнеспособность своей расы (человечества или Блистающих) согласно канону учения Батин.
Ну а я, я сам — Беседуя с тем же Фальгримом, я ведь тоже доказываю?!
Да. Безусловно.
…И когда я понял разницу — я беззвучно расхохотался, весьма удивив этим идущих рядом Коса и Асахиро.
Фаризу было трудно чем-то удивить.
— Ничего, ничего, — шепнул я им. — Все в порядке… это я так.
И мы зашагали дальше.
Дальше…
Шулмусы и Тусклые доказывали КОМУ-ТО! Что бы они не доказывали — всегда был кто-то, кто должен был оценить весомость их доказательств! Кто-то — Творец, противник, соседнее племя, старейшина Совета, другой народ, соперник, друг, брат, прохожий, чужак…
Кто-то.
Кто-угодно.
И этот кто-то не мог быть для доказывающего со-Беседником. Ибо Беседа подразумевает общую попытку выбраться к истине.
Общую. И при этом не обязательно выбираться только к истине Батин.