– Василий, привет.
– О, привет, пропажа. Шеф говорил, ты на моей малой родине, бегаешь по лезвию ножа? – Шутливый тон капитана не скрывал некоторой настороженности. Чувствуется, Генка успел провести политбеседу.
– Скорее по лезвию бритвы, – отшутилась я.
– Опасной?
– Вася, даже не представляешь.
– Шеф прилетел уже, говорил с ним, так что представляю. Женя, мотайте оттуда. Наш общий знакомый опасный человек, и у него хорошие связи и большие возможности.
Это был прямой намек на Мартынова, и я уточнила:
– Возможности только той организации, где «знакомый» начальником служит?
– Женя, по слухам, не только.
– Вот это финт, – мысленно присвистнула я, – поняла тебя. Спасибо, буду осторожней.
– Но из Питера не уедешь?
– Обещаю, больше, чем нужно, не задержусь. Вася, ты мог бы мне помочь?
– Конечно, что требуется?
– Сведения о деле старика одного, потерпевшего. Из ведомства, где ты трудился.
Вася ненадолго задумался.
– Дам тебе номерок друга детства. Встречаться с ним не стоит. В эфире ничего лишнего не произноси, сама понимаешь.
– А как же?
– Передашь от меня привет, назовешь фамилию «терпилы». Потом скажешь фразу: «Хороший у вас городок: дворцы, музеи, храмы, сувениры, сфинксы». В этом порядке. Он все поймет и сделает как надо.
– Спасибо, диктуй номер.
– Через минуту эсэмэс сброшу.
– Спасибо, Вася, пока.
– Счастливо.
Пока я болтала по телефону, Оля покончила с водными процедурами. Она, стараясь не шуметь, вертелась рядом, сооружала бутерброды из остатков продуктов.
– Это Генка был?
– Вася, ты его не знаешь.
– Есть будешь?
– Да, спасибо, и чаю, и в душ, только сделаю один звонок.
Пока я отогревалась и приводила себя в порядок, пришло сообщение с номером. Не теряя времени, взяла телефон.
– Внимательно! – раздался бодрый голос после пары гудков.
– Здравствуйте. Мы не знакомы, хочу передать привет от Василия Муромцева.
– Добрый день, и как он там?
– Хорошо. Просил сказать: «Хороший у вас городок: дворцы, музеи, храмы, сувениры, сфинксы».
Повисла пауза, молодой человек тихонько присвистнул.
– Чтобы наш город обозвали городком, небывалый случай. И чего?
– Морозов – фамилия «терпилы», все, что ваши нарыли, нужно знать.
– Как скоро?
– Чем быстрее, тем лучше. И общаться со мной… – Я хотела сказать, что может быть опасно, но молодой человек прервал:
– Все понял из приветствия. Серега меня зовут, наберу завтра.
И отключился. Лаконично так. Даже поблагодарить не успела.
Остаток дня мы провели в безделье. Оля еще раз звонила родным, долго ворковала с детьми. Я набрала тетю Милу, доложиться, что жива-здорова. Застала ее в суете и хлопотах. Приятельница приглашала отдохнуть в загородном пансионате. Расположен он в сосновом лесу, рядом речка. Правда, прохладно еще, но не все же по жаре отдыхать. Я одобрила идею, будет спокойней на душе, если тетя уедет на пару недель.
* * *
Утром позвонил Сергей. Сообщил, что дело должны были закрыть, но племянник «терпилы» неожиданно заартачился. Вообще это «глухарь» процентов на девяносто девять, раскроют, если по случаю что всплывет. Прирезали старика аккуратно, отпечатков, следов нет. Несмотря на то что потерпевший во время удара сидел, а преступник стоял, можно предположить, что это был крупный сильный мужчина. Это видно по входному отверстию раны и силе удара. Токсикология чистая, следов борьбы нет. Свидетели ничего особого не слышали. Есть описание визитеров, двух девиц накануне, они же и труп нашли. И мужика в джинсовом костюме в день убийства. Предположительно, судя по опросу, выходил из квартиры Морозова. Описание мужика скудное, видели мельком и только со спины.
Я поблагодарила парня и задумалась. Клавдия Антоновна обещала про «джинсового» молчать пока. Значит, полицейские делали поквартирный опрос и мужчину видел еще кто-то из соседей. Для суда, конечно, доказательства шаткие, но с соседкой нужно еще раз поговорить.
После завтрака мы с Олей отправились в Таможенный переулок.
Я осознавала, что рядом с квартирой Павла Петровича могли устроить пост агенты. Ведь они нас потеряли, значит, будут искать. Но решила рискнуть.
Клавдия Петровна открыла дверь не сразу. Накануне женщина долго плакала, лицо носило следы припухлости, может быть, вечерних возлияний.
– Простите, мой внешний вид оставляет желать лучшего, еле глаза разлепила. Всего пара рюмок коньяка на ночь, и выглядишь поутру, как алкоголичка со стажем. Возраст сказывается. Прошло то время, когда гуляешь на вечеринке ночь напролет, а утром как ни в чем не бывало бежишь на службу, и личико при этом свежее розового лепестка. – Женщина сделала приглашающий жест рукой. – Проходите на кухню, сейчас сварю кофе.
– Мы понимаем, у вас горе.
– И не хотели надоедать, – мялась тактичная Оля.
– Что вы, девочки. Мне бы поговорить хоть с кем. Тоскливо так, грустно.
– Да, конечно.
– Смотрите, сегодня солнечно. А вчера, когда мы Пашеньку в последний путь провожали, природа словно страдала, плакала вместе с душой.
Мы понимающе покивали, взяли из рук женщины чашки с дымящимся напитком.
А она продолжала:
– Саша даже поминок не стал устраивать. Не по-людски это.
– Что ж так?
– Уехал с кладбища как ошпаренный. Расстроился, видно.
– После разговора с престарелой дамой?
– Да. А как вы узнали? Вас же там не было. Вот, между прочим, Женечка, Паша вас так любил, так уважал, могли бы и прийти на похороны. Не отделываться от старика присланным венком.
– Да мы были. Инкогнито, так сказать. С Павлом Петровичем попрощались. Все видели вашу печаль и разговор Александра со старухой, которую сопровождала внучка.
– Видать, и вправду были. Ну да ладно. Может, помянем Пашу? По славянскому обычаю.
– Утро на дворе, – обескураженно прошептала мне Оля, – рано пить!
– Мы же чуть-чуть, – услышала Клавдия Антоновна.
– Может, помочь?
– Да, спасибо, Женя, вот, лимончик порежьте.
Женщина достала початую бутылку коньяка, расставила пузатые бокалы. Собрала нехитрую закуску. Я порезала лимон, посыпала дольки сахаром и, не задумываясь, молотым кофе, стоящим в банке на столе.
– Паша так любил коньяк закусывать, – уставилась женщина на тарелку.