Чужая жизнь | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Дэн, несомненно, был очень красивым, с грубоватым шармом, широкой улыбкой и неподражаемым чувством юмора, перед которым невозможно было устоять. Иветте он очень нравился. Но все-таки он оставался выходцем из рабочего класса и не мог измениться и стать кем-то другим.

Иветта знала, что Фифи относится к жизни в Лондоне как к захватывающему приключению. Люди на улицах казались ей персонажами литературных произведений. Но как только родится ребенок и им придется жить на зарплату Дэна, скорее всего она резко изменит свою точку зрения. Способна ли Фифи сейчас предположить, что этим персонажам может не понравиться постоянный детский плач? Она будет скучать, чувствовать себя одинокой, сидя в четырех стенах целыми днями, и однажды она начнет жаловаться на судьбу. А Дэн может сделать то же самое, что обычно делают остальные мужчины, — сбежать от ее проблем в паб.

Еще горше для Иветты было предположить, что постепенно Фифи утратит ту искорку, которая притягивает к ней людей, с каждым днем она будет все больше отдаляться от семьи и от того благополучного мира людей среднего класса, в котором она выросла.

Эта девушка заслуживает большего.

Иветта знала, как это обычно случается, потому что с ее матерью произошло то же самое: она сбежала с парнем, которого ее родители посчитали неподходящей для нее партией, и они не ошиблись, так как он действительно бросил ее сразу же после рождения Иветты. Мама шила с раннего утра до позднего вечера, но они все равно часто ложились спать голодными. Иветта задавалась вопросом, что бы ее мать с ней сделала, узнав, что ее дочь оказалась практически в такой же ситуации, хотя и без ребенка. Когда немцы взяли Париж, мама решила, что для Иветты будет лучше и безопаснее отправиться в Лондон. Возможно, это даже к лучшему, что мама умерла раньше, чем закончилась война, так как она, наверное, покончила бы с собой, узнав о том, что случилось с ее дочерью.

Иветта очень четко запомнила свою первую ночь на Дейл-стрит. Она была так рада получить наконец свое собственное жилище, что даже не замечала того, что дом, в котором ей предстояло жить, больше походил на трущобы. Ей был всего двадцать один год, а война и все ужасы, пережитые в то время, закончились год назад.

У Иветты было немного вещей: смена одежды, полотенце, пара шиллингов в кошельке и небольшой пакет с продовольствием. Она знала всего лишь десяток английских слов, а в квартире было так холодно, что, прежде чем лечь спать, Иветте пришлось надеть на себя все, что у нее было. Но она была счастлива: ее приняли на работу в дом моделей в Мэйфайре, и она верила, что вся ее боль и позор остались во Франции.

Мистер и миссис Джарвис были первыми, кто радушно принял ее здесь. Во время Первой мировой войны мистер Джарвис побывал в Париже; он немного знал французский язык и пригласил Иветту на воскресный ленч. К сожалению, спустя несколько месяцев он умер, но Иветта всегда вспоминала о нем с любовью. В то воскресенье он научил ее многим английским словам, называя предметы и заставляя ее повторять за ним.

Даже несмотря на холод и одиночество той зимы сорок седьмого года, у Иветты было достаточно причин, чтобы радоваться переезду в Лондон. Для начала она перестала жить воспоминаниями. Кошмары, которые она поначалу переживала каждую ночь, стали сниться ей все реже. Ей нравилось, что англичане вежливо ждут своей очереди, садясь в автобус, и, получая продовольственные пайки, никогда не расталкивают друг друга локтями, как это обычно происходило в Париже. Ей нравилась их преданность королю и королевской семье и то, что многие старались ей помочь, узнав, что она француженка. Но больше всего Иветте нравился сам Лондон. Он мог быть разрушенным войной, со зловеще зияющими воронками от бомб, пустыми магазинами и людьми, живущими в ужасных условиях, но все равно здесь оставалось много прекрасных зданий и чудесных парков. Она также восхищалась чувством гордости, присущим англичанам. Конечно, они ворчали и жаловались, но Иветта также видела, что они помогают друг другу и заботятся о стариках.

Иветта помнила, как, страдая от одиночества, принесла с работы домой обрезки шелка и бархата. Лежа в постели, она прижималась к ним щекой, как когда-то в детстве.

Когда она была маленькой девочкой, лоскуты дорогой ткани переносили ее в мир грез. Она представляла себе, что они с мамой живут в большом доме, где стол всегда ломится от дорогой еды, а в шкафах полно красивой одежды. В этих мечтах ее мать никогда не садилась за швейную машинку, а играла на пианино, танцевала или срывала розы в саду. И она все время улыбалась.

Мечты взрослой Иветты были не такими сказочными. Прикосновение и запах красивой ткани просто убеждали ее в том, что она наконец оказалась в безопасном месте, где не место мужчинам. Ее мастерство часто помогало ее клиенткам привлечь внимание кавалеров на балах, вечеринках или свадьбах, но самой Иветте это было не нужно.

Иногда женщины, которых она одевала, говорили ей, что у нее прекрасные глаза, и прикладывали к ней готовые наряды, утверждая, что если бы она только оделась во что-то более яркое и модное, то воздыхатели не давали бы ей проходу. Иветта обычно хихикала и краснела, позволяя им думать, что причина в ее застенчивости.

Неожиданно взревевшая по соседству музыка испугала ее. Она привыкла к крикам Молли — та, кажется, просто не умела по-другому общаться с Альфи и детьми — но музыка означала, что в доме очередная попойка, а это часто заканчивалось ужасными драками.

Соседи всегда говорили, что Альфи — худший в этой семье. Но Иветта придерживалась другого мнения. Вызывающее поведение Альфи просто бросалось в глаза — он был невеждой, грубияном, вором и извращенцем. Но Иветта была склонна думать, что большинство мужчин именно такие, и на недостатки Альфи смотрела сквозь пальцы.

На его фоне Молли казалась всего лишь несчастной измученной женщиной, которой не посчастливилось в браке. Но на самом деле она была куда сообразительнее Альфи. Это от нее исходили многие мерзкие затеи, и еще Молли была очень коварной. Она пила и ругалась как извозчик, совершенно не заботясь о детях, была жадной и опасной.

Когда Иветта появилась на Дейл-стрит в сорок шестом году, Молли было уже около тридцати. У нее было четверо детей, а остальные четверо должны были появиться в следующие десять лет, но тогда, с гладкой кожей и роскошной фигурой, она действительно была привлекательна, словно красотка с открытки. Еще Молли была веселой и непредсказуемой, что притягивало к ней людей.

Поначалу она казалась Иветте такой доброй. Молли выступала в роли посредника между Иветтой и ее домовладельцем, когда ломался кран или начинал дымить камин. Когда у Иветты было нечего есть, Молли часто давала ей пару ломтиков бекона или яйцо. Дети приносили ей дрова для камина, а Молли часто заходила со стаканом бренди, чтобы Иветта согрелась. Иветта в свою очередь предложила сшить для Молли платье.

Она помнила, как Молли пришла на первую примерку. Было около семи вечера, начало мая, и это был первый теплый день в году. На Молли была обычная юбка в мелкую косую черно-белую клетку, но вместо привычного, в пятнах, синего свитера она надела кремовую крепдешиновую блузку. Лицо Молли разрумянилось от солнца.