— Со мной все в порядке, — сказала Фифи, отодвигаясь от него. — Спасибо за помощь.
Прихрамывая, она добралась до дома и заметила, что Альфи все еще стоит под козырьком магазина и наблюдает за ней.
Сняв дома мокрую одежду и облачившись в домашний халат, Фифи почувствовала, что вся дрожит. Правое колено и ладонь были сильно ободраны. Все ее несчастья — нападение на Дэна, ссора с матерью, несчастный случай, прикосновение к Альфи и перспектива провести ночь в одиночестве — вдруг выросли до астрономических размеров. Фифи почувствовала себя беззащитной, и ей стало страшно.
Вспышка молнии и последовавший за ней громкий раскат грома взбудоражили ее еще сильнее. Фифи с детства боялась грозы. Она задернула шторы, включила свет и телевизор, но каждый раскат грома заставлял ее вздрагивать, а телевизора почти не было слышно из-за барабанной дроби дождя по крыше и подоконникам.
Замерзшая, дрожащая и напуганная, она легла спать. Но раскаты грома, кажется, стали еще громче, и сейчас, когда стемнело, каждая вспышка молнии освещала комнату. Фифи закуталась в одеяла и даже положила на голову подушку Дэна, но несмотря на это все равно слышала, как бушевала буря за окном.
В детстве она так боялась грозы, что иногда мать думала, будто у ее старшей дочери вот-вот случится сердечный приступ. Сейчас Фифи снова переживала то же самое. Страх парализовал ее, и ей было трудно дышать. Она чувствовала себя так, словно была заключена в высокой башне, вокруг которой бушует гроза, и крыша в любой момент может рухнуть и убить ее.
Сквозь парализующий страх Фифи вдруг вспомнила отца. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую он держал на руках и уговаривал смотреть на грозу вместе из окна ее спальни. Она вспомнила, что смотреть на грозу было не так страшно, как представлять ее себе, и она часто засыпала, успокоившись, прямо у папы на руках.
Хотя Фифи не была уверена, что это сработает, так как она была одна, но все равно заставила себя встать с кровати и завернулась в одеяло. Затем она отодвинула штору.
Снаружи было не так темно, как она ожидала. Дождь по-прежнему лил как из ведра, но улицу освещал желтоватый свет уличных фонарей, и окна многих домов светились, напоминая, что вокруг нее есть другие люди.
Следующий удар грома заставил Фифи подпрыгнуть, но последовавшая за ним вспышка молнии на секунду разогнала тьму, и капли дождя вдруг показались Фифи золотистыми искрами. Каждая вспышка молнии освещала сад Фрэнка, и Фифи смогла рассмотреть даже вьющиеся розы, которые оплели беседку.
Сердце Фифи выскакивало из груди, к горлу подступала тошнота, но, вспомнив, как папа убеждал ее в том, что гроза обязательно когда-нибудь закончится, Фифи начала считать секунды после вспышки молнии до раската грома. Сначала разница была две секунды, затем три, через некоторое время шесть и семь секунд. Постепенно ее сердцебиение успокаивалось.
Снова мелькнула вспышка. Фифи смотрела на беседку в саду Фрэнка, считая секунды до нового раската грома.
Молния осветила не только беседку в саду, но и стену в конце сада. На стене стоял человек и смотрел на Фифи. Молния осветила его лицо подобно фотовспышке. Это был Альфи Макл!
Фифи в ужасе попятилась от окна. Что-то вдруг сдавило ей горло и грудную клетку, ей стало трудно дышать. Инстинктивно ища защиты, она бросилась бежать по лестнице, зовя Фрэнка.
Она не остановилась, чтобы зажечь свет, а просто помчалась вниз по лестнице, забыв, что одета всего лишь в ночную сорочку. Но, добежав до последнего пролета, Фифи поскользнулась босой ногой на потертом половике. Она попыталась схватиться за перила, но ей помешала острая боль в израненной руке, и Фифи скатилась вниз по лестнице…
Фрэнк сидел в постели, читая книжку, когда вдруг услышал, что Фифи его зовет. В ее голосе ему почудился страх. Фрэнк немедленно отбросил в сторону одеяла. Но не успел он встать с кровати, как раздался странный звук, словно по лестнице, подпрыгивая на каждой ступеньке, скатился мешок с углем. Фрэнк распахнул дверь как раз в тот момент, когда Фифи, широко раскинув руки и ноги, застыла внизу. Ее волосы выделялись на полу светлым пятном.
Как только Фрэнк подбежал к Фифи, зажегся свет и наверху появилась мисс Даймонд в длинной белой рубашке.
— О Боже! О Боже! — повторяла она, спускаясь по лестнице. — Почему она так кричала? — спросила мисс Даймонд. Затем, присев рядом с Фрэнком, опустила ночную сорочку Фифи, прикрывая ее голые бедра. — Она ведь не умерла, Фрэнк? — прошептала мисс Даймонд.
Знаний Фрэнка по оказанию первой помощи оказалось достаточно, чтобы нащупать пульс Фифи и сообщить соседке, что девушка жива, но потеряла сознание.
— Я бегу вызывать «скорую помощь», — сказал он. — Оставайтесь здесь, но не трогайте ее. Если она придет в себя, разговаривайте с ней, но не позволяйте ей двигаться. Фифи беременна и в первую очередь будет спрашивать о ребенке. Я принесу одеяло, чтобы укрыть ее, сразу, как только обуюсь и накину плащ.
Нора Даймонд сидела на лестнице рядом с Фифи и ждала возвращения Фрэнка, который ушел звонить. Ее обычное хладнокровие покинуло ее. Она думала, что, упав так неудачно, Фифи сильно пострадала, а учитывая то, что ее муж находится в больнице, удача отвернулась от этой молодой пары.
Норе редко нравились молодые люди, но к этим двум она привязалась. Они были такой красивой парой, всегда улыбались и шутили, и в то же время никогда не шумели, были очень аккуратными и чистоплотными, в отличие от многих предыдущих жильцов. Жаль, что Фифи не сказала ей, что она беременна. Тогда Нора не отругала бы ее сегодня утром. Теперь она испытывала угрызения совести из-за того, что предположила, будто Фифи тошнило от выпитого вчера вечером.
Что могло так напугать Фифи? Она просто испугалась грозы, сидя одна в пустой квартире без Дэна, или было что-то еще? Мисс Даймонд спрашивала себя: смогла бы она с пониманием отнестись к девушке, если бы та пришла к ней за поддержкой?
Глубоко в душе Нора сомневалась в этом. Она рано ложилась в постель, прихватив с собой книгу, и терпеть не могла, когда ее беспокоили. Узнай она сегодня утром, что тошнота Фифи была вызвана беременностью, перспектива кричащих младенцев над головой и сохнущих в ванной пеленок ее наверняка встревожила бы. Возможно, она даже написала бы письмо домовладельцу с просьбой выселить молодую пару до того, как родится младенец. Но сейчас, видя безжизненно лежащую у ее ног красивую девушку, мисс Даймонд впервые стало стыдно за свою раздражительность и нетерпимость.
Когда ей было столько же лет, как сейчас Фифи, Нора очень походила на нее — такая же жизнерадостная, приветливая и великодушная, несмотря на то что осиротела в восемь лет и была отправлена опекунами в школу-интернат. Ее любили и учителя и соученики, и хотя опекуны держались на расстоянии и не проявляли особого тепла, она в избытке получала его от родителей одноклассников, которые часто приглашали ее к себе домой на каникулы.
Случись ей влюбиться в кого-нибудь другого, а не в Регги Сомса, она, скорее всего, осталась бы прежней. Но она вышла за него в двадцать два года, отказываясь слушать всех тех, кто утверждал, что Регги интересовало только ее наследство. Вскоре выяснилось, что они были правы. Регги оказался не только охотником за богатыми невестами, но еще мошенником, вором и лжецом. Война помогла ему обмануть Нору. Она, оставшись в Дорсете, привносила свой вклад в общее дело, выращивая овощи и работая в местном госпитале, и свято верила, что Регги занят сверхсекретными разработками для военного министерства.