— Спасибо, мамочка, — произнесла она, снова чувствуя себя маленькой девочкой. — Передай Патти и мальчикам, что я их люблю. У меня словно гора с плеч упала.
Вечером того же дня Дэн выслушал торжествующий рассказ Фифи о визите матери.
— Так, значит, ты так счастлива всего лишь потому, что тебе смахнули крошки с барского стола, — сказал он с кривой усмешкой.
— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросила Фифи. — Моя мама и правда вела себя очень мило!
— У нее не было другого выхода, потому что иначе она не узнала бы всю подноготную этого убийства и не проверила, как мы живем. Могу побиться об заклад, сейчас она рассказывает твоему отцу, что практически уговорила тебя вернуться в Бристоль и что как только ты туда вернешься, избавиться от меня — это просто дело времени.
— Не будь таким злым! — возмутилась Фифи. — Ты что, не можешь просто порадоваться тому, что она хочет помириться с нами?
— Нет, потому что я в это не верю, — ответил Дэн. — Ты сама сказала, что сначала твоя мать вела себя надменно. Она смягчилась, только когда ты рассказала ей о всей той грязи через дорогу. Ты сказала ей, что мне надоели твои разговоры об убийстве, и она сочла, что наши отношения дали трещину.
— Ерунда, — возмущенно возразила Фифи.
— Хорошо. Поживем — увидим, — сказал Дэн. — Могу поспорить, что через пару дней твоя мать пришлет тебе письмо и пригласит к себе на выходные. Она объяснит это тем, что им с отцом хочется некоторое время побыть с тобой, или чем-то в этом роде.
Фифи ушла в спальню. Она решила, что на самом деле Дэн просто ревнует. Он чувствовал себя увереннее, когда кроме него ей не к кому было обратиться за помощью.
Фифи лежала на кровати и читала журнал. Дэн не входил к ней больше часа. Когда он наконец появился, то на его лице сияла широкая улыбка.
— Ну и кто у нас теперь надулся? — поддразнил он ее.
— Я не дуюсь, — беззаботно сказала Фифи, хотя на самом деле до сих пор сердилась на него.
Дэн поймал ее босую ногу и пощекотал пятку, заставив рассмеяться.
— Я запрещаю тебе дуться, — произнес он. — Пойдем в паб, отметим прощание с твоим гипсом.
— А что здесь такого особенного? — спросила она.
— Ничего особенного, но ты постриглась и так замечательно выглядишь, что я ищу способ извиниться за все, что тебе наговорил. Кроме того, мы с тобой давненько никуда не выходили.
Фифи не могла долго на него сердиться. Стоило ей только взглянуть на это красивое улыбающееся лицо, темно-карие глаза и резко очерченные скулы, и она позволяла Дэну вить из себя веревки.
— Отлично. — Фифи встала с кровати, надела туфли и подкрасила губы. — Но если ты еще раз скажешь что-нибудь о моей матери, я сразу уйду домой.
Переступая порог паба, Фифи смеялась. Дэн всю дорогу изображал Стэна, в точности передавая его унылое выражение лица, как у бладхаунда, неуклюжую походку и акцент.
— Приятно видеть, как симпатичная девушка смеется, — сказал Джонни Милкинс, сидевший возле барной стойки, поворачиваясь к ним, чтобы взглянуть на Фифи. — Расскажи нам, что тебя так развеселило, я тоже хочу посмеяться.
В пабе было немноголюдно — всего лишь пятнадцать или шестнадцать посетителей. Но по средам тут часто было мало народу.
— Дэн изображал Стэна, — сказала Фифи. Она подергала Дэна за рукав. — Давай, изобрази его для Джонни.
На лице Дэна появилось соответствующее выражение.
— Я не пойду в «Стрелок», пока вся эта шумиха не утихнет, — произнес он, великолепно скопировав польский акцент. Затем Дэн направился к стойке размашистой неуклюжей походкой Стэна.
Джонни взревел от хохота. Его огромный живот, нависающий над брюками, колыхался, как желе.
— Ну прямо умора, — проговорил он сквозь смех. — А ты можешь еще кого-нибудь изобразить?
— Я бы и тебя изобразил, если бы нашел достаточно большую подушку, чтобы подложить ее под рубашку, — ответил Дэн.
Джонни снова рассмеялся, похлопал Дэна по спине и настоял на том, чтобы угостить их выпивкой.
Фифи нравился Джонни. Он был огромным во всех смыслах этого слова — ростом под два метра и весом около ста двадцати килограммов. Волосы у него уже начали седеть, но оставались густыми, как щетка. Темный загар, приобретенный во время работы на свежем воздухе, и живые синие глаза делали его привлекательным, несмотря на большой живот.
Это он заявил, будто знает одного из полицейских, и рассказал о чистой простыне, которой кто-то накрыл Анжелу.
Дэну Джонни тоже нравился. Дэн говорил, что человек, который носит на шее и на пальцах половину золотого запаса Англии и живет в квартире, обставленной, как у британского посла, просто обязан быть несколько толще остальных.
— Вы обычно не заходите в паб посреди недели, — сказал Джонни, подмигивая Фифи. — У вас какой-то праздник?
— Завтра мне снимают гипс, — ответила она. — Жду не дождусь, когда это случится. Рука под ним ужасно чешется. Мне приходится пользоваться вязальной спицей, чтобы хоть немного облегчить свои страдания.
— Тебе придется сидеть, высунув руку из окна, чтобы она загорела, — сказал Джонни. — Однажды моя жена тоже сломала руку. Я чуть не умер от смеха, когда с нее сняли гипс. Я сказал ей, что она могла бы составить конкуренцию загримированным под африканцев белым певцам, поющим негритянские песни.
— Я буду носить одежду с длинными рукавами, — сказала Фифи. — Или намажу руку коричневым кремом, как делали когда-то в войну.
Пропустив первый стакан, Джонни начал рассказывать разные смешные случаи, связанные с его работой по сборке строительных лесов, в том числе и забавную историю о том, как один из рабочих лег позагорать во время обеденного перерыва на высоте третьего этажа, заснул и свалился вниз.
— Он в рубашке родился, — засмеялся Джонни, — упал прямо на кучу песка. Ни одной царапины!
Они уже сделали по третьему заказу, когда Фифи спросила Джонни, начали ли Фрэнк со Стэном снова посещать паб.
Друзья перестали здесь появляться, с тех пор как их вызвали в полицию на допрос. И не только они. Майка Скиннера из дома номер семь, Ральфа Джексона, который жил на верхнем этаже в одном доме с Иветтой, и Джона Болтона из тринадцатого дома тоже давно здесь не видели. Все они в прошлом несколько раз посещали дом номер одиннадцать и играли там в карты, и всех их вызывали на допрос. В день накануне убийства никто из них не был у Маклов, но все теперь так ненавидели Альфи и Молли, что любые связи с ними не приветствовались.
— Разве вы не слышали о Стэне? — удивился Джонни. — Я думал, вам об этом известно, раз Дэн его пародировал.
— А что с ним случилось? — спросила Фифи.
— Его снова вызывали копы.
— О, ради бога! — воскликнула Фифи. — Почему они не могут оставить его в покое?