— Прекрати думать только о себе, пойди в полицию и расскажи о Джеке Трумене, — приказала она самой себе.
Но внутренний голос сказал ей, что это плохая идея. Она не могла так рисковать, ведь тогда всплывет наружу ее прошлое, тем более что Трумен мог не иметь к похищению Фифи никакого отношения.
— Иветта, поговори со мной, — прошептала Фифи в темноте. Она была так измучена холодом, голодом и жаждой, что даже не знала точно, воскресенье сегодня или понедельник. А Иветта не двигалась и не произносила ни слова уже несколько часов.
— О чем тут говорить, Фифи? — спросила Иветта. Ее бесцветный голос свидетельствовал об отсутствии всякой надежды. — Разве что мы решим, сколько еще мы можем подождать, прежде чем сделаем это.
Фифи испугалась, когда Иветта предложила ей повеситься. Хотя она и понимала, что такая быстрая смерть намного лучше медленной смерти от голода, но в глубине души надеялась, что до этого не дойдет. Ее также обеспокоило то, что Иветта предложила помочь ей сделать это первой. Хотя Фифи понимала, что француженка сказала это из лучших побуждений, чтобы Фифи не пришлось видеть, как умирает она, но сама идея внушала девушке отвращение.
— Я никогда не смогу это сделать, — твердо сказала Фифи. — Кто-то уже, должно быть, сообщил в полицию о нашем исчезновении. Наверное, наши фотографии уже напечатали во всех газетах, и кто-нибудь мог заметить, как сюда подъезжала машина.
— Как там звучит это любимое англичанами выражение? «Бывает, что и свинья летает!» — с горькой издевкой сказала Иветта. — Ты же говорила мне, что это место находится у черта на куличках и ты никого не видела поблизости!
— Я знаю, но все-таки еще остается надежда.
— У меня нет надежды. Ты знаешь, как умирают от голода? Мы ослабеем настолько, что не сможем подняться по прутьям клетки, и будем лежать, глядя на них и сожалеть, что не сделали этого раньше, пока у нас еще были силы.
Фифи уже чувствовала себя слишком слабой, чтобы лазить по прутьям, но даже спустя сутки после того как Иветта впервые предложила повеситься, когда Фифи еще больше страдала от холода и голода, эта идея вызвала у нее отвращение. У нее оставалась какая-то необъяснимая уверенность в том, что Дэн ее найдет.
Странно, но теперь, думая о Дэне и о семье, Фифи вспоминала только самое хорошее. Она видела, как Дэн приходит с работы и доверчиво отдает ей конверт с зарплатой. Ему было достаточно иметь при себе немного денег на сигареты и на ленч. Он никогда не интересовался, куда девается остальная зарплата. Она вспоминала, как он обнимал ее по ночам, как улыбался, просыпаясь. Он никогда не злился, не жаловался и не завидовал другим людям. Он действительно был счастлив.
Фифи вспомнила, каким чувствительным был ее отец, как прекрасно у него была развита интуиция. Он становился самой лучшей нянькой на свете, когда кто-то из детей болел. Он всегда видел суть проблемы и знал, как ее решить. Он был кротким и спокойным, никогда не кричал и не суетился. Отец обладал безграничным терпением и был очень покладистым.
Робин отличался любвеобильностью, а Питер был более надежным. Они оба были очень неприхотливыми и радостно соглашались с мнением большинства в семье.
А милая Патти! Фифи отдала бы все на свете за возможность рассказать сестре о том, как она ее любит. Она вспомнила все те ночи, проведенные вместе с сестрой за хихиканьем и рассказами. Патти всегда выручала Фифи, даже когда они были еще детьми. Она была прирожденным дипломатом и воспринимала как должное, что не все люди такие простые и деликатные, как она.
Но самые сильные метаморфозы претерпело мнение Фифи о матери. Чем слабее от голода она становилась, тем больше хорошего вспоминала о Кларе. Фифи также думала обо всех своих поступках, которыми часто намеренно хотела ее расстроить.
Разве она когда-либо слушалась свою маму? Она умышленно не подчинялась ей, даже когда речь шла о необходимости, приходя домой, ставить обувь в шкаф. Если бы все члены их семьи оставляли обувь где попало, в прихожей просто невозможно было бы пройти! Если ее мать готовила курицу, Фифи непременно хотелось свинины или баранины. Она всегда опаздывала на обед, никогда не мыла после себя ванну, а когда мать просила ее аккуратно сложить выглаженную одежду, Фифи просто сваливала ее на стул в спальне.
Она поняла, сколько сил отнимает домашняя работа, когда начала жить с Дэном, но только сейчас осознала, что на самом деле относилась к матери как к домработнице, никогда не спрашивала ее, как она себя чувствует, чем она занималась днем, и даже не благодарила ее за выглаженную и починенную одежду. Фифи ни разу не предложила матери помочь с работой по дому, сделать покупки или даже приготовить поесть.
Теперь, оглядываясь на свое прошлое, она поняла, что на самом деле испытывала терпение матери. Она спорила с ней по любому поводу и, когда была подростком, никогда не приходила домой вовремя. Фифи никогда не говорила с Кларой по душам и ни разу не предложила ей вместе сходить в кино или в театр. Именно Фифи начинала большинство скандалов, потому что в любом замечании видела приказ или критику.
Конечно, Фифи не могла полностью простить мать, ведь та так и не приняла Дэна, но теперь она понимала, что сама во всем виновата. Она сама вызвала у мамы подозрения, потому что с самого начала вела себя скрытно. Клара, скорее всего, боялась, что ее дочь может забеременеть, и Фифи могла бы легко развеять эти страхи, поговорив с матерью и уверив ее, что собирается подождать с интимной жизнью до свадьбы. Но она никогда не пыталась вызвать маму на откровенный разговор. Одно резкое замечание — и Фифи взрывалась. Если бы она тогда заручилась поддержкой отца, он помог бы ей все уладить…
Вчера Фифи записала все свои мысли о родителях и Дэне в дневник, который обычно носила в сумочке. Она также объяснила, каким образом попала сюда, и дала подробное описание внешности Мартина и Дела. Если ей все-таки суждено здесь умереть, то кто-то сможет потом найти ее дневник, и Фифи надеялась, что хотя бы таким образом она сообщит своим близким, как она их любила и ценила.
Но Фифи не собиралась так легко сдаваться и не могла позволить сдаться Иветте.
— Самоубийство — это грех, — твердо сказала она. — А еще это трусость. Если ты смогла пережить все, что случилось с тобой во время войны, ты сможешь выжить и сейчас.
— Ты не понимаешь, — заплакала Иветта. — Мне незачем жить. В моей жизни нет ничего, кроме боли и горя.
— Так не должно быть, — уверенно возразила Фифи. — Ты можешь снова пойти работать в дом моделей, любой модельер будет рад взять на работу такую талантливую портниху. Ты будешь чувствовать себя счастливее, когда тебя будут окружать другие люди, и ты можешь найти себе квартиру получше. Ты все еще молода.
— Нет! — отрезала Иветта. — Ты же не хочешь сказать, что я могу встретить мужчину и влюбиться в него. Этого никогда не случится.
Фифи вовсе не собиралась этого говорить. Она просто хотела сказать, что Иветте было бы неплохо сменить прическу, сшить себе что-нибудь модное из одежды и чаще выходить из дому.