Рысцой я припустила к машине, вырулила к перекрестку и притормозила. Мимо промчался «Ниссан». Я проследовала за ним до самого дома Тимофея Николаевича. Орлов открыл дверцу, помог женщине выйти и повел ее к подъезду, заботливо поддерживая, как если бы она была тяжело больна. Парня сплавили, теперь можно и в гости? Насколько я помню, Артем говорил, что Татьяна Федоровна никогда не приходила к ним в квартиру. Забавно. Что именно забавного было в этой ситуации, я толком сама не поняла. Однако факт оставался фактом: слишком много в этом деле фигурировало совпадений. А в моей работе случайные совпадения бывают крайне редко. Скажем так, в случайности я предпочитаю не верить.

Я задумчиво сжевала один из тетушкиных бутербродов, выпила кофе и тронулась в путь.

Глава 8

Волынск оказался не таким уж маленьким, как я себе представляла. Центр был застроен кирпичными невысокими зданиями разных стилей и возрастов, основную же часть города составлял частный сектор с крепкими домами со всеми удобствами.

Дом, в котором когда-то жила Татьяна Федоровна, оказался выстроенным на совесть одноэтажным особняком. За высоким забором виднелись белоснежные стены, покрытая черепицей крыша. Из каминной трубы вился легкий дымок.

Придумывая на ходу легенду, я подошла к тяжелым воротам, нажала кнопку звонка. Через несколько минут послышались быстрые семенящие шаги, калитка приоткрылась на три сантиметра. В образовавшейся щели показались мясистый нос сизоватого оттенка и маленький бегающий глаз. На низкий, изрезанный мелкими морщинками лоб сосульками свисали серые безжизненные волосы. Женщина пошарила настороженным взглядом по улице и, не найдя более интересного объекта, молча уставилась на меня. Слезящийся круглый глаз теперь не выражал ничего, кроме скуки и равнодушия.

Уговорами здесь не обойдешься, решила я, вынула из кармана магическую бумажку и молча помахала ею перед толстым, изрытым мелкими оспинками носом. Мгновение обладательница носа раздумывала, затем распахнула калитку и сделала шаг в сторону, освобождая проход. Просто удивительно, какие чудеса может творить обыкновенная купюра среднего достоинства.

Подивившись этой загадке природы, я вошла во двор. Калитка за моей спиной тут же с треском захлопнулась. Накинув на петлю огромный крючок и подергав для верности калитку, женщина повернулась и снова молча уставилась теперь уже на купюру. Ко мне интерес она потеряла окончательно.

Я медленно сложила новенькую хрустящую купюру вдоль один раз, затем второй. Женщина завороженно следила за моими действиями. Я поняла, что пора приступать к расспросам, пока продолжается действие транса.

– Меня интересуют бывшие владельцы дома.

Женщина все так же молча кивнула, не отрывая взгляда от купюры.

– Точнее, владелица и ее сын.

Женщина снова кивнула. Мне захотелось пощелкать пальцами около ее огромного носа, как это иногда делают гипнотизеры.

– Расскажите мне все, что вам известно о Карабановой Татьяне Федоровне, – четко выговаривая каждый слог, произнесла я.

Видимой реакции на мои слова не последовало. Тогда я положила купюру на одну ладонь и прикрыла ее другой. Секунду женщина продолжала пялиться на то место, где только что была волшебная бумажка, затем мигнула и обиженно посмотрела на меня.

– Бывшая владелица дома, – терпеливо напомнила я.

– Карабанова Татьяна Федоровна, – неожиданно быстро и пронзительно заговорила женщина, – продала дом три с небольшим года назад.

Ее голос напоминал натужный звук, который может издавать механизм, давно не видевший смазки.

– Это я уже знаю. Расскажите то, что мне неизвестно.

Женщина помедлила и переступила с ноги на ногу. Ее грузное, бесформенное тело колыхнулось в такт движению. На мгновение я подняла ладонь. Ровно настолько, чтобы напомнить, что деньги все еще на месте. Женщина снова мигнула. Мне даже показалось, что я услышала щелчок, раздавшийся у нее в голове. Как будто кто-то невидимый повернул выключатель.

– Мужик ейный разбился на машине, она продала дом и уехала. Куда, не знаю.

– Я знаю. Из вещей она что-нибудь оставила?

Женщина поколебалась.

– Нет, ничего не оставила. Ничегошеньки. – Маленькие глазки забегали, но через мгновение хозяйке удалось усмирить их и сосредоточить взгляд на моей переносице. – Разве что стол, да и тот старенький.

– А сын ее? Про него вам что-нибудь известно?

– Сынок-то? – Женщина явно обрадовалась перемене темы, с готовностью закивала головой. – Ага, в больнице он. Для инвалидов которая. Не ходит мальчонка.

– Больница где находится?

– Да здесь, прямо по улице. Квартала три, не больше. А там направо, – она задумалась, – нет, налево. В общем, в ту сторону, где памятник.

Так вот, значит, зачем Карабанова регулярно наведывалась в Волынск – навестить сына. Вот только не проще ли было бы забрать мальчонку с собой?

– Большое спасибо.

Я все так же неторопливо развернула купюру, поводила ею в воздухе. Просто так, из любопытства. Взгляд женщины, как прикованный, неотрывно следовал за ней. Ну что за прелесть! С сожалением прервав занимательный эксперимент, я вручила вожделенное вознаграждение хозяйке дома. Выходя на улицу, я не утерпела и оглянулась. Женщина держала купюру, уткнувшись в нее толстым носом. Складывалось такое впечатление, что она ее с наслаждением обнюхивала. Впрочем, возможно, именно этим она и занималась.

Отъехав от дома на некоторое расстояние, я поставила машину в тенек и пешком пошла в указанном направлении. На каждом перекрестке я останавливалась и крутила головой по сторонам.

Памятник обнаружился, как и говорила тетка, через три квартала в тупиковой улочке с правой стороны. Это был засиженный птицами бюст какой-то исторической личности. Улица заканчивалась въездом в широкие ворота реабилитационного центра для детей-инвалидов.

Худая, с неестественно прямой спиной и жилистой шеей женщина в регистратуре была настроена воинственно и категорично.

– Мы не даем справок о своих больных посторонним, – ответила она на вопрос, есть ли среди пациентов центра мальчик по фамилии Карабанов.

Мне подумалось, что мальчик, возможно, уже вырос и теперь находится в каком-то другом заведении. Ведь я понятия не имела, какого он возраста.

– Я не посторонняя, – сказала я, вынимая лицензию.

Регистраторша внимательно ее изучила, зачем-то оглянулась на картотеку, продемонстрировав свой орлиный профиль, и скороговоркой повторила заученную фразу:

– Посторонним информация о больных не предоставляется.

Но на этот раз ее голос звучал уже менее уверенно. Добрый знак, решила я и вежливо поинтересовалась:

– А кому предоставляется?

– Родственникам и медперсоналу.