— Правда Папаханов? — обрадовался молодой человек. — Можно мне и его стукнуть? Сколько это стоит? Я когда вижу его морду на экране — у меня просто нервный тик начинается.
— Это еще что! — засмеялся Артур. — Я знаю человека, который разбил уже два телевизора, запуская в Папаханова — то есть в его изображение на экране — тяжелыми предметами.
— Тяжелыми предметами?
— Пепельницами. Надо же народу выпустить пар, снять напряжение, злость. Вот услуга, которую предоставляют населению мои «Куклы»! — охотно продолжал объяснять Артур Горохов. — Выпил пива, дал по морде Папаханову — и снова свеж и готов идти дальше по дороге жизни. Культурный отдых!
— Ну и ну! Чего только не придумают! — восхищенно заметил молодой человек.
— Это верно… — Дамиан приложил платок к губам, чтобы стереть воспоминание о «баварской фантазии». — Лучше бы готовили повкуснее!
* * *
Хотя надо было отдать должное фантазии Горохова. Как и всякому профессиональному мошеннику, чье благосостояние зависит от умения обводить ближних вокруг пальца, Артуру Горохову всегда были свойственны проницательность и интуитивное понимание человеческой натуры. Вот и теперь он проявил недюжинное знание человеческой природы, успешно эксплуатируя ее на благо своего финансового успеха.
Размышляя об этом, Филонов возвращался домой.
Пробок не было, и от «Кукол», которые находились у Кольцевой, до своего дома Филонов доехал довольно быстро. За окнами машины мелькал ярко освещенный и невероятно изменившийся за последнее время город. Город, уже бесповоротно вовлеченный в состязание фантазий. Новые здания состязались, демонстрируя фантазии архитекторов, бутики — фантазии модельеров, меню ресторанов — фантазии выписанных из-за границы поваров. И еще уйма всякого рода заведений вроде Артуровых «Кукол» напрягали фантазию, придумывая все новые и новые услуги населению.
Быстро меняющийся город был еще только на старте. Центральные его улицы сияли феерически красивыми огнями, а переулки и дворы тонули во тьме. И это непонятным образом рождало не слишком комфортное ощущение чего-то непредсказуемого и непрогнозируемого. Контраст между темнотой подворотен и иллюминацией бутиков был слишком велик.
И можно было только гадать, какие еще фантазии зарождаются там, в безвестности и тьме, готовясь удивить город, поразить его и даже потрясти.
Дома, на автоответчике Дамиана среди прочих сообщений имелась запись следующего содержания: «Господин Филонов, вас беспокоят из адвокатского бюро Лащевского, помощник адвоката Алексей Карсавин. Если вас заинтересует наше предложение… вы можете связаться с нами в любое удобное для вас время по любому из перечисленных далее телефонов…»
Филонов прослушал сообщение до конца и пометил в органайзере: «Карсавин». У адвокатского бюро Лащевского была репутация модной и солидной конторы с очень дорогими услугами и высокими гонорарами — даже по безумно завышенным меркам московского рынка. Предложение могло быть если и не столь интересным, как это обещали, то уж, безусловно, выгодным. А размер гонорара при выборе дел, несомненно, был немаловажным критерием для не менее модного, чем Лащевский, детектива Филонова.
Правда, принцип выгоды не был все-таки при выборе дел единственным. И уж тем более он не был решающим. А вот что было для модного детектива решающим, сказать и вовсе никто не мог. Даже его ближайшая помощница и преданный секретарь.
Так же как вряд ли кто-нибудь смог бы объяснить, отчего Дамиан Филонов, средних лет человек, так бледен в любое время года, при любом состоянии души и тела. Некоторые находили цвет его лица зеленоватым, напоминающим оттенок денежных купюр, изготовленных в США. Были и те, что считали, что цвет этот почти один к одному, как сам доллар к евро.
Даже в моменты сильного волнения, когда люди обычно краснеют, а отдельные личности даже и багровеют, цвет лица у детектива не менялся. Впрочем, бывали ли такие моменты у Филонова, известного своим неизменным бесстрастием?
Вообще, слухи про Филонова ходили в Москве самые удивительные. Одна газета однажды написала, например, что он связан с каким-то международным «антипреступным картелем» — частной, но обладающей весьма серьезными возможностями организацией, «разветвленной, как Интерпол», чья штаб-квартира находится в столице одной из восточноевропейских стран.
Другая газета намекала на инопланетные контакты, в результате которых «в наше общество внедряются удачные имитации землян», которые якобы живут-поживают среди нас вполне мирно, как законсервированные на годы резиденты иностранных разведок, преследуя при этом, однако, свои неясные инопланетные цели. Если согласиться с предположением газеты, следовало признать, что Дамиан был довольно удачной «имитацией», ведь в целом он ничем не отличался от обычного человека. Ну, если не считать некоторой промашки с цветом лица.
Впрочем, каких только слухов по Москве не гуляло… А инопланетная тема была в особенной моде.
Вообще-то, было время легенд, а не биографий. Персонажи публичной жизни вели себя как настоящие разведчики или знаменитые авантюристы прошлых веков — сочиняли о себе настоящие легенды. Отделить правду от вымысла в их интервью было невозможно. Периодически люди давали о себе знать, рассказывали о себе удивительные вещи, потом исчезали, затем снова появлялись. Сообщали, что все это время работали бок о бок с Мадонной, дружили с Брюсом Уиллисом или охотились на львов. Одним словом выдав сведения, которые нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть. Поскольку ни к Мадонне, ни к Брюсу Уиллису, ни ко львам за объяснениями не обратишься.
Короче говоря, Дамиан Филонов и был одной из таких загадочных личностей, засветившихся на московском модном небосклоне. Слухи, ходившие о нем, он не опровергал, не подтверждал и не комментировал. Доподлинно известно было только то, что в трудовой книжке, сохранившейся у Филонова с давно прошедших времен, черным по белому значилось: «НИИ астрофизики, специалист по серебристым облакам».
Облака эти серебристые к метеорологии никакого отношения не имеют и считаются очень редким явлением. Появляются они на высоте восьмидесяти пяти километров, то есть очень-очень высоко над землей, и всего несколько раз в год. Короче, явление это имеет отношение к космосу, а не к погоде. Что-то вроде солнечного ветра.
Воспитанный человек — это человек, который, даже узнав о том, что сосед по креслу в самолете по профессии врач-проктолог, не начнет тут же рассказывать о своем недомогании. Белла Борисовна Топоркова сама вывела, можно сказать, выстрадала данное определение воспитанности. Однако тех, кто способен удержаться от соблазна, то есть по-настоящему воспитанных людей, по наблюдениям Беллы, единицы.
Мир населен совсем другого сорта людьми. В основной своей массе они простодушно считают, что канадским лесорубам интереснее всего говорить о лесе, авторам романов — об их произведениях, а врачам — о геморрое. Возможно, именно поэтому общение самой Беллы Борисовны с другими людьми сводилось до минимума. Особенно она не любила разговоров о погоде.