— Как у медиков, — осмелился вставить Комаровский. — Не навреди.
Его реплика была пропущена мимо ушей.
— Или вот такой вывод, — размеренно продолжал голос. — Никогда не следует забывать, что все великие дела в этом мире были совершены не коалициями, а являлись результатом успеха одного-единственного победителя. Это я говорю к тому, что в борьбе против терроризма нам не стоит ждать помощи от Запада. Мы обязаны победить, и мы победим в одиночку. Только тогда и только так создастся несокрушимое государство, объединенное единой волей миллионов… Вы понимаете, к чему я веду, Валентин Сергеевич?
— Да, — брякнул Комаровский, после чего устыдился своей малодушной лжи и высказался напрямик: — Извините, не вполне.
— Если мы не в состоянии защитить собственный народ, — тихо произнес голос, — то грош нам всем цена. Какая же мы власть, какая же мы сила, когда по нашей земле расхаживают вооруженные убийцы? В таком случае мы все должны написать заявления и уйти в отставку, освободив место руководителям новым, решительным, тем, у которых слово не расходится с делом. Вы хотите в отставку, Валентин Сергеевич?
— Я?
— Вы, вы.
— Я… Э-э…
Не дожидаясь, пока Комаровский найдется с ответом, голос, приобретший металлические нотки, заключил:
— Если не хотите, то достаньте этих террористов хоть из-под земли, хоть с луны! Вы представляете, что они могут натворить, имея в своем распоряжении столь совершенное орудие уничтожения? Так что ищите, Валентин Сергеевич, ищите. Если появится какая-то дополнительная информация, немедленно докладывайте. Понятно?
— Так точно! — отрапортовал Комаровский.
С ним не попрощались, в трубке заныли гудки отбоя. Комаровский не сел, а рухнул в кресло и пребывал в оцепенении не меньше минуты, прежде чем вспомнил о необходимости заглянуть в свой потайной мини-бар.
Вторник, 14 мая
К концу следующего дня заметно осунувшийся Андрей Викторович Левич с ужасом понял, что ему абсолютно нечего докладывать начальству. Конечно, будь он лицемерным подхалимом, звонить Комаровскому можно было бы беспрерывно. Информировать его о всяких мелочах, установленных в ходе следствия, знакомить его с результатами все новых и новых экспертиз, подбрасывать версии, рассматриваемые аналитиками Антитеррористического центра… Но Левич был выше этого. Совесть не позволяла ему прибегать к разным мелким уловкам.
О, как воспрянул бы он духом, окажись в его руках кончик той самой пресловутой ниточки, взявшись за который можно размотать весь клубок! Увы, его у полковника не было.
Обнаружено место, где стояли автомобили террористов. Неподалеку нашли также тело неустановленного мужчины без документов и с весьма скупым списком абонентов в памяти мобильного телефона. Но пока что эти следы никуда не вели. Террористы выбрались на трассу и скрылись в неизвестном направлении. Обрадовался бы генерал-майор Комаровский такой информации? Похвалил бы он за нее своего заместителя?
Посасывая кончик уса, полковник Левич нажал кнопку интеркома и потребовал, чтобы в кабинет запустили следующего фигуранта дела о совершении вооруженного нападения на пассажирский поезд Москва — Челябинск. Это был начальник лаборатории, в которой произвели опытную партию тромонола.
Большой необходимости допрашивать Красоткина Левич не видел и разузнать у него что-нибудь существенное не надеялся. Но ему было приказано действовать, и он действовал, почти не отвлекаясь на еду и сон.
— Добрый день, Владимир Васильевич, — произнес Левич, то ли морщась, то ли улыбаясь, когда Красоткин вошел в кабинет, — садитесь, пожалуйста.
Он указал на стул напротив, но Красоткин опустился на него не сразу.
— А я слышал, в вашем ведомстве не говорят «садитесь», — сказал он.
— Почему же? — удивился Левич.
— Ну, чтобы это не прозвучало как предложение сесть за решетку, понимаете?
— Откуда такие сведения?
— В сериалах показывают. Следователь говорит: «Присаживайтесь».
Левич закусил ус, помолчал, а потом негромко произнес:
— Я попросил бы вас не забивать голову всяким телевизионным бредом, а настроиться на серьезный — самый серьезный лад. Так что садитесь, — это было произнесено с нажимом, — и отвечайте на вопросы.
Жалко улыбнувшись, Красоткин подчинился и битый час рассказывал полковнику Левичу про взрывчатое вещество, хранившееся в специальных колбах, разложенных в ячейках контейнера. Когда дело дошло до радиодетонаторов и пультов дистанционного подрыва, Левич немного оживился, предположив, что их можно засечь, но Красоткин его разочаровал:
— На аппаратуре установлена защита. Ее не запеленгуешь.
— Жаль. Очень жаль. Это слабо сказано. Вы знаете, сколько человек убили те, кто завладел тромонолом?
— Нет, — пролепетал Красоткин. — Сколько?
— Двенадцать, — ответил Левич. — И это только начало. Обладая вашей чудо-взрывчаткой, террористы натворят неописуемых бед.
— Но я… При чем здесь я? Я не виноват.
— Наверное, — сказал Левич. — Но мы разберемся. Виновные будут обязательно найдены и наказаны так… — Он помолчал, подыскивая слова, а потом закончил: — Так, что пожалеют о том, что вообще родились на свет. Смертная казнь пока отменена, но кто знает, что будет через два года… три…
Красоткин похолодел и внутренне сжался.
«Он меня подозревает, — думал он, пока продолжалась беседа. — Он меня подозревает, — думал он, покидая кабинет. — Подозревает, подозревает, подозревает… Я пропал…»
Эти мысли больше не покидали Красоткина. Даже когда он очутился на оживленной улице и побрел по ней куда глаза глядят.
К изматывающему страху добавилось острое чувство вины. До сих пор Красоткин не считал, что приносит такой уж большой вред своей Родине. Но теперь, услышав о двенадцати погибших и представив, сколько еще будет жертв, он ужаснулся. Арест, заключение? Да, но впереди Красоткина ожидало нечто куда более страшное. Презрение. Клеймо предателя, клеймо иуды. Он понял вдруг, что не в состоянии вернуться домой и как ни в чем не бывало общаться с Наташей, с дочерью, с ее мужем. Это было выше его сил.
Осмотревшись, он увидел отель «Медея» и, словно сомнамбула, направился ко входу. Деньги у него теперь были. Американцы щедро платили своим агентам, в этом Красоткин убедился на собственном опыте. За сведения о маршруте тромонола Карл Лонгмак выложил кругленькую сумму. Хватило и на приобретение квартиры для дочери, и на безбедное существование в обозримом будущем.
Вот только будущее это скукожилось до масштабов сегодняшнего вечера. Дальше заглядывать не хотелось.
В гостиничном номере Красоткин хлебнул виски из бутылки и понял, что не способен долее оставаться в одиночестве. Ему срочно требовалось общество. Хоть какое, лишь бы рядом были не те, кому стыдно смотреть в глаза.