— Поняла, — откликнулась Алиса.
— Калмык? — запросил Бурый.
— Я, — тихонько, утробным голосом, ответил Калмык.
Это значило — он уже близко к снайперу.
— Как высоко сидит стрелок?
— Метров тридцать над нижней границей скалы.
— Ясно. Всем говорю! Берем выше стрелка метров на десять. И делаем короткие перебежки. Только не дурить.
— Ясно, — ответила Алиса.
— Ясно, — пробасил Борман.
— Хорошо. Калмык, ждем твоего сигнала.
— Понял, — выдохнул Калмык.
— И вот что, — добавил Бурый. — Стрелок нам нужен живым. Ты меня понял?
— Понял, — сделав крошечную паузу, ответил Калмык.
Ему сейчас несладко приходилось, там, среди голых раскаленных камней. Жара, смертельная опасность и огромная ответственность — все это было немало для одного человека. И от того, как он со всем этим справится, в равной степени зависело и выполнение полученного задания, и его собственная карьера.
«Надо полагать, он это все понимает, — думал Глеб, — и все сделает правильно. Иначе…»
Он не стал додумывать, что значит «иначе». Калмык был отличным бойцом, в этом ему не откажешь. Но есть моменты, когда просто отличный боец — мало. В группе нужны люди совершенно особого склада, и пока Калмык, несмотря на все свои предыдущие заслуги, не доказал, что он именно такой человек.
«Вот и посмотрим, — заключил Глеб, вспомнив свой спор с генералом Артемовым, — кто был прав».
Какое-то время спецназовцы лежали молча, экономя силы и готовясь к предстоящему рывку. Зато местные, попрятавшись кто куда, обсуждали на своем звучном наречии что-то чрезвычайно для них интересное. Порой раздавались взрывы хохота, как в кинотеатре, на показе комедии.
Первым не выдержал Борман.
— Резван, о чем они кричат? — спросил он.
— Да вас ругают, — с улыбкой отвечал Резван.
— За что? — удивился Борман.
— За то, что воевать не умеете. Говорят, испугались одного стрелка, залегли, как бабы.
Чувствовалось, что того же мнения придерживается и сам Резван — уж больно радостно сообщил он причину веселья своих земляков.
— Сами небось тоже под камни залезли, — запальчиво возразил Борман.
— Оставь, — приказал вполголоса Бурый. — Есть заботы поважнее.
— А чего они ржут? — не мог успокоиться Борман.
— И ты поржи, — посоветовала издалека Алиса. — Легче станет.
— Слушай, иди ты… — вспылил Борман.
— Я на месте, — доложил Калмык.
Даже по этой короткой фразе слышно было, как тяжело он дышит. Все споры моментально утихли, и Бурый ощутил общее внимание, прикованное к нему.
— Я начинаю, — сказал он, подтягивая автомат. — Потом одновременно выступают Алиса и Борман. Всем понятно?
— Понятно, — в один голос доложили Алиса и Борман.
— Калмык, слышал?
— Слышал.
— Тогда поехали.
Бурый вскочил, повернулся к скале, на которой сидел снайпер, и дал длинную очередь, целясь гораздо выше точки, указанной Калмыком. Вслед за тем он выскочил из ложбинки и, делая рывки вправо-влево, метнулся за одно из надгробий. Пуля с большим опозданием ударила рядом с его ногой, зло провизжала в воздухе и шмякнулась в камни.
— Пошли! — скомандовал Бурый.
Алиса и Борман одновременно вскочили на ноги и, поливая огнем скалу, побежали каждый в свое укрытие, имитируя приближение к скале.
Наверное, пули легли совсем рядом со снайпером, потому что на этот раз он помедлил с ответной стрельбой. Но как только выстрелил, Бурый тотчас высунулся из-за камня и дал в его сторону длинную очередь, начисто опустошая магазин.
Пару секунд спустя его поддержала Алиса, затем к ней присоединился автомат Бормана.
А потом послышался голос Калмыка:
— Готов.
По тому, как он это сказал, Бурый понял: дело дрянь. И устало поднялся из-за камня.
Высокий русоволосый парень, щурясь на солнце, смотрел, как накатывает на перрон раскаленный поезд. Рядом стояли пассажиры и встречающие, провожали взглядами мелькающие окна.
Парень посмотрел на часы. Поезд на станцию Назрань прибыл с опозданием в две минуты — не страшно. Через минуту состав остановился. Пассажиры потянулась каждый к своему вагону, образовывая вокруг тамбуров небольшие, шумные завихрения. Поезд шел до Санкт-Петербурга, и народу на посадку собралось немало.
Парень поднял не слишком объемистую черную спортивную сумку, поправил на плече сумку поменьше, в которой, судя по ее виду, лежал ноутбук, и неторопливо подошел к вагону номер девять. Тут он, закурив, тоже не стал спешить. Отойдя чуть в сторонку, пускал тонкие струйки дыма, точно ему и дела не было до всего происходящего.
— Вы на посадку? — спросила его проводница, молодая дородная блондинка с густой челкой на весь лоб.
— Ага, — улыбнулся парень.
Видимо, его улыбка понравилась проводнице, потому что она улыбнулась в ответ.
— А билет есть? — спросила на всякий случай она.
Частенько случалось, что ехали без билета и просились «на свободное место». Иногда она пускала, иногда нет — смотря по обстоятельствам и по настроению. Этого красавчика она пустила бы без долгих уговоров, поломавшись только для приличия.
Но ее ждало разочарование.
— Есть, — ответил парень.
Он запустил руку в нагрудный карман джинсовки и вытащил сложенный вдвое билет.
— Двадцатое место, — сухо сказала проводница, изучив билет. — Проходите на посадку. Скоро поедем.
— Иду. — Забрав у нее билет, парень поднялся в вагон.
Проводница как бы невзначай пронаблюдала, как ловко поднялась в вагон его мускулистая фигурка, вздохнула о чем-то своем и медлительно полезла следом.
В пятом от входа купе парень с улыбкой остановился в раскрытых дверях. Полный, лысый мужчина с кряхтением устраивал на полки многочисленный и, судя по его усилиям, довольно увесистый багаж.
— Помочь? — спросил парень.
— Ничего, — ответил мужчина, — справлюсь.
На нижнем сиденье раскинулась немолодая круглолицая женщина, явно изнемогавшая от жары. Она внимательно следила за действиями мужчины и деловито руководила процессом расстановки багажа.
— Куда ты ставишь эту корзину, Гиви? — страдая от мужской тупости, вопрошала она. — Там же виноград для тети Таи. А ты весь его подавишь. Поверни, поверни!
Она посмотрела на парня, на его сумку и, видимо, не нашла повода для волнений.