— А я тебе что говорил? — не стал скромничать Борман.
— Алиса! — бросился Калмык к спасенной. — Как я рад!
— Я тоже, — холодно отозвалась Елена, отстраняясь от его рук. — Я готова к работе, Бурый.
Калмык осекся и замолчал, осознав, что не все тут испытывают такие же чувства, как он.
Борман хлопнул его по плечу:
— Все нормально, братишка. Работаем.
— Ага, — послушно кивнул Калмык. — Работаем.
И замолчал — надолго.
— Значит, так, — сказал Бурый. — Начинаем через десять минут. Действуем по плану. Мы с Калмыком заходим снизу деревни, Борман с Алисой идут сверху. Зачищаем всех, у кого при себе оружие. Цель — дом Алихана. Все помнят его расположение?
— Так точно, — ответили бойцы.
— Надеюсь, вы также помните его в лицо. Потому что он единственный, кто нужен нам живым.
Фотография физиономии Алихана Нагаева была забита, помимо прочих интересных сведений, в компьютере подполковника Орловского. И не запомнить ее было трудно. Такой красавец абрек, природный атлет с литой шеей и бровями вразлет. Ему бы в кино сниматься, а не по горам бегать. Но каждый выбирает свою судьбу сам.
— Запомнили, — проговорил за всех Борман.
— Тогда совещание закончено, — объявил Бурый.
Он занял прежнюю позицию в камнях, изучая напоследок обстановку на перевале. Пока все было тихо. И это невольно настораживало. Конечно, и шума лишнего не хотелось. Но — почему такая безмятежность? Или люди так привыкли к войне, что для них это обычное состояние и они спят сном праведников?
— Кажись, все спокойно, командир, — заметил Борман, не без удобства разлегшийся рядом с Глебом.
— Вот именно, — отозвался тот. — Слишком спокойно.
— Да брось, — покосившись на него, сказал Борман. — Они тут себя чувствуют как у Аллаха за пазухой. Небось посты снизу повыставили. А тут им кого опасаться? Разве что шакалов?
Как бы отвечая ему, где-то в горах звонко затявкал шакал, за ним второй — еще громче.
— Они что, слышат тебя? — спросил Глеб.
— Ага, — отозвалась с другой стороны Алиса, — своего чуют.
Калмык засмеялся, возвращаясь в прежнюю колею.
— И это после того, что я для тебя сделал? — кротко осведомился Борман.
— А кто просил? — огрызнулась Алиса.
Борман только вздохнул: что тут скажешь? Женщина.
— Все, — сказал Бурый. — Вперед.
Они с Калмыком первыми направились к перевалу. Им предстояло обойти деревню и снять нижние посты. Хотя в том, что они существуют, Бурый начал сомневаться. Уж больно мирной казалась обстановка. Невольно возникал вопрос: не напрасно ли они сюда пожаловали? Отгоняя ненужные мысли, Бурый заставил себя сосредоточиться на текущей задаче. Так и душе спокойней, и делу полезней.
Они с Калмыком спустились с перевала и, таясь в тени кустов и любых встречающихся по дороге возвышений, двинулись к деревне. Луна, довольно кстати, зашла за набежавшие тучки. В темноте прибор ночного видения давал более четкую картинку и позволял увидеть то, что простым глазом уж точно не увидишь.
Вот показались первые дома Карачоя. Обычные приземистые домишки, обнесенные каменным забором. Они стояли лишь по одной стороне узкой каменистой дороги. По другую сторону тянулся глубокий овраг, за которым лежали крестьянские наделы, большей частью никем не обрабатываемые. Но кое-где виднелась ровная поросль жнива — здесь все-таки жили и возделывали эту скудную землю.
Бесшумно ступая толстыми резиновыми подошвами по твердой каменистой поверхности — даже собаки не слышали, — спецназовцы в тени заборов крались по спящей деревне. Дом Алихана, по указаниям Орловского, стоял точно в центре деревни. Был он несколько выше и больше остальных, а впрочем — ничего особенного, дом как дом.
Бурый опасался, что возле него выставлен пост охраны, и на подходе к нему замедлил шаг. Но боевики снова удивили его своей беспечностью. Калитка, правда, была закрыта, но никого поблизости не наблюдалось. И снова Бурого кольнуло тревожное предчувствие: почему так тихо?
Они с Калмыком спокойно прошли мимо дома Алихана и двинулись дальше, к началу деревни. Бурый уже не верил, что они там кого-нибудь встретят. И, можно сказать, приятно удивился, когда вдали, среди однообразно зеленой картинки, вдруг мелькнуло яркое белое пятнышко.
Так, курильщик! И что же он там делает, в это недетское время? Посмотрим.
— Видишь? — спросил Бурый Калмыка.
— Так точно, — отозвался тот.
— Обходим.
— Понял.
Они с двух сторон начали обходить кусты, в которых мелькнул огонек сигареты. Кусты были довольно обширны: целая делянка на подходе к деревне. Там и засел часовой, покуривая и коротая время в ожидании смены караула.
«Все-таки, — подумал Глеб, — они здесь. Наши прикидки оказались верными. Правда, пока нет стопроцентной уверенности, что сам Нагаев здесь. Но пост выставлен — и это говорит о многом».
Он стукнул по микрофону: внимание.
— Берем его живым, — приказал он Калмыку.
— Понял, — отозвался тот.
Бурый, двигавшийся по правой стороне кустов, бесшумно обогнул заросли и пригнулся. Теперь он видел часового как на экране телевизора. Тот, прислонившись спиной к широкому пню, лежал на земле и лениво пускал дым в небо. Автомат лежал сзади, на пне, так же беспечно, как и его хозяин.
«Ай-яй-яй, — мысленно выговорил ему Бурый, — кто же так несет караульную службу? Будете наказаны, товарищ боец, по всей строгости военного времени».
Он на минуту замер, рассчитывая движения.
С другой стороны зарослей гибко, как удав, вылез Калмык, навис над пнем, примериваясь к броску.
Часовой, щелчком отбросив сигарету, сложил руки на груди, широко зевнул и закрыл глаза, явно собираясь в оставшееся до смены время покемарить в свое удовольствие.
Бурый жестом показал Калмыку: не спеши. И показал в воздухе петлю. Калмык кивнул, немного отстранился назад, вынул из кармана струну с двумя ручками на концах и расправил ее одним заученным движением. Глеб кивнул: давай! Калмык резко присел над пеньком, одновременно захлестывая удавкой шею часового. Тот дернулся было, но на нем уже сидел Бурый, как клещами сжимая его руки.
— Молчи или умрешь. Понял меня?
Удавка врезалась часовому в шею до крови, он не мог говорить и едва дышал. Поэтому на слова Бурого он только кивнул, ворочая выпученными глазами в тщетной попытке понять, что это за жуткая рожа перед ним появилась.
— Алихан здесь?
Часовой мигнул.
— В каком доме?
Часовой засипел что-то невразумительное.