Свистунов словно ничего не слышал. Но у Ванчука на лице мелькнула мстительная улыбка: приятно, когда получает втык твой вечный соперник.

Шаповалов стушевался, плечи его поникли.

— Так, — покосившись на часы, сказал Дымков, — нечего стулья греть. Давайте за работу. А то скоро генерал Артемов начнет теребить, я его знаю.

Глава 22

— Спасибо, Артур, — сказал Глеб, проглотив последний кусок лепешки.

— Пожалуйста, — улыбнулся Калмык.

По договоренности с Бурым, который продолжал изображать из себя тяжелобольного человека и не мог якобы от слабости принимать пищу, Калмык во время еды припрятал несколько ломтей хлеба и мяса, сделав вид, что у него зверский аппетит.

Позже, когда охрана немного потеряла к ним интерес и перестала ежеминутно заглядывать в прорезь в дверях, Калмык передал Бурому свои припасы. Их было хоть и немного, но все-таки достаточно, чтобы поддержать запас сил.

Пассивно лежать и ждать волшебника в голубом вертолете Бурый не собирался. Он знал, что времени у них немного. Скорее всего, до завтрашнего полудня. А там явится Мурад и всерьез приступит к разговору. И кто знает, чем все закончится? Скорее всего, ничем хорошим.

Утром, когда Мурад ушел, Бурый долго не решался взглянуть на Калмыка. Тот отлично слышал последние слова Мурада и не заблуждался относительно своей участи, не пойди Бурый на сотрудничество с боевиками.

В сарае стояла тягостная тишина, прерываемая доносящимися из-за двери грубыми голосами и взрывами хохота. Глеб не видел, но чувствовал, как вздрагивает Калмык от этих диких звуков. И все же он не решался начать разговор. Он понимал, что, если первым сунется с утешениями, сделает только хуже. Пока Калмык сам не пересилит себя, никто ему не поможет. И он не ошибся.

— Все-таки от судьбы не уйдешь, — первым нарушил молчание Калмык.

— О чем ты? — спросил Бурый, переведя взгляд, до того уставленный в потолок, на него.

— О том же, — усмехнулся Калмык.

Бурый посмотрел на него внимательнее — и увидел будто впервые. Не писаный красавец с гладким, точеным и вечно беззаботным лицом сидел перед ним, а хлебнувший горя мужчина, с морщинами на лбу и в углах рта, с тяжелой складкой на переносице, с сумрачными и будто утопленными внутрь глазами.

— Яма, — сказал Калмык. — Она меня так и не отпустила.

Он поскреб рукой пол, поднял горсть сухой земли и тонкой струйкой спустил ее с ладони. При этом губы его что-то бесшумно прошептали, но что — Бурый не смог разобрать при всем желании.

— Чепуха, — спокойно сказал Глеб.

— Нет, — покачал головой Калмык. — Яма — не чепуха.

— Яма не чепуха, — согласился Глеб. — Чепуха все остальное, в том числе и то, о чем ты сейчас думаешь.

— А ты знаешь, о чем я думаю? — посмотрел на него Калмык.

— Надеюсь, знаю, — пожал плечами Глеб. — Мы все думаем об этом, когда вокруг стены и выхода нет.

— Ты так спокоен, потому что знаешь: тебя они не тронут, — сказал Калмык.

— Я так спокоен всегда, — поправил Бурый. — А тронут они меня или нет, зависит от нас с тобой.

Калмык вопросительно посмотрел на него.

— О чем ты?

— О том же, — усмехнулся теперь уже Бурый. Он приподнялся на локте, посмотрел на товарища и звонким шепотом спросил: — Какие предложения, старлей?

Калмык помолчал, потом осторожно, но уже с огоньком в глазах взглянул на своего командира.

— Вообще-то я думал… Но одному мне не справиться, а ты слишком слаб.

— Это кто тебе такое сказал? — удивился Глеб.

Заметив, что один из гвоздей, которыми были сколочены нары, вылез примерно на сантиметр из доски, он ухватился за шляпку и, скрипнув зубами, вытащил его, как гвоздодером, наружу. Правда, при этом он несколько побледнел и в глазах потемнело. Но гвоздь был в его руке, и Калмык, увидев это, даже вскочил на ноги.

— Круто!

— Вот тебе и ключик для наших цепей, — переведя дух, сказал Глеб.

Калмык с благоговением взял у него гвоздь, как будто эта ржавая железка была ценнее бриллианта.

Да так, собственно говоря, оно и было! При пленении у них отобрали все, что каким-либо образом могло пригодиться в качестве инструмента для побега. Даже швы на комбинезонах не поленились прощупать, зная, как бывают запасливы спецназовцы. А голыми руками замок не откроешь, даже самый простецкий.

Цепи на ногах замыкали не бог весть какой сложности запоры, но все-таки к ним требовался ключ. И вот, пусть и отдаленное, подобие ключа найдено. Спецкурс при подготовке спецназа включал в себя умение разбираться во всех системах замков и открывать их подручными средствами. А гвоздь — это именно то, что нужно.

— Ну, командир, ты даешь, — восхищенно проговорил Калмык, разглядывая гвоздь и уже примеряя его к своему замку в качестве отмычки.

— Припрячь пока, — сказал Бурый, зализывая ранку на пальце.

Калмык кивнул, вернулся на место и воткнул гвоздь в землю, за одну из ножек, на которых стояли нары. И вовремя! В дверную прорезь — местный «глазок» — сунулось чье-то лицо, долго изучало обстановку в камере. Должно быть, возглас Калмыка привлек внимание тюремщиков. Или «бдили» службу, накрученные угрозами Мурада.

Бурый, лежавший на спине, негромко простонал как бы в забытьи.

— Принесите воды! — потребовал Калмык. — Видите, ему плохо.

Рожа не ответила, но, помаячив еще немного в щели, отошла.

— Надо быть осторожней, — шепнул Бурый.

— Понял, — отозвался Калмык.

— Работаем больного, — приказал Бурый, — на полную катушку. К ночи я выздоровею.

— Угу…

Загремела дверь, рывком распахнулась настежь. Вошли четверо охранников, наставили автоматы на пленников. У всех предохранители сняты, пальцы на спусковых крючках, рожи зверские. Только дернись, сразу огонь на поражение. Может, не на убой, но по ногам уж точно угостят, не пожадничают.

«Да, — покосившись на них, подумал Бурый, — от таких волкодавов сбежать — сильно постараться нужно. Но нужно! Иначе нельзя».

— Пей, — охранник поставил возле него пластиковую бутылку с водой.

Даже тара пластиковая! Все предусмотрели, в том числе и то, чтобы ценные узники с собой что-нибудь не сотворили. Тут, конечно, перебор. Способов покинуть этот веселый мир много, для этого железяки всякие ни к чему. Вот стены каменные, твердые, приложись хорошо, черепушка так и хряпнет. Или вены на руках перегрызть можно. А лень руки грызть, перекуси, на манер японских ниндзя, подъязычную вену. Опять же сердце можно остановить — и не запустить по новой. Так что зря они уж так осторожничают. Впрочем, будем знать: по-легкому провернуть операцию не получится. А значит, придется поработать на совесть.