Вот так и формировалась эта забавная команда, подумал Рейнольдс. Команда, состоявшая из беглецов. В действительности ни Аллана, ни Гриффина, ни других членов экспедиции совершенно не интересовало, полая внутри наша Земля или нет. Более того, Рейнольдс вдруг осознал, что и его самого это мало волнует. Все они представляли собой горстку отчаявшихся людей, бежавших от своих внутренних демонов, которые принимали форму женщины, одержимой мыслью о замужестве, неуступчивого опекуна или, как в его случае, страха перед худшей из смертей, которая наступает спустя годы после естественной смерти, когда все, знавшие покойника, тоже умирают и на земле не остается никого, кто мог бы вспомнить его имя и воздать ему хвалу. Эта вторая смерть по-настоящему уничтожает человека, стирает все его следы, и лишь немногие способны победить ее, вписав свои имена в Историю. Однако в результате этого бегства в никуда все беглецы на судне разделили одну судьбу: им суждено было встретиться с настоящим демоном. Хотя появление монстра, с иронией подумал Рейнольдс, по крайней мере, неожиданно помогло участникам экспедиции задуматься над своей немудреной жизнью и заново оценить ее.
При этой мысли Рейнольдс вновь покачал головой. Уж очень многие вещи он считает само собой разумеющимися, признал он, шагая в сторону Аллана. Чересчур многие. Кто уверял его, что эта машина неземного происхождения? Почему он поверил предположениям какого-то индейца, который даже в следах, похоже, толком не разбирается? Возможно, это какие-то военные испытания некой иностранной державы. Но, по правде говоря, в испытания он не верил. Что-то подсказывало ему, что загадочное существо не принадлежит нашему миру, хотя, несомненно, его желание, чтобы так оно и оказалось на самом деле, снижало объективность предчувствия. И о намерениях пришельца лучше не строить догадок. Да он сам, поначалу мечтавший наладить хоть какой-нибудь диалог с ним, заразился страхом, охватившим всю команду: спал он теперь с пистолетом под подушкой и долго не мог сомкнуть глаз, воображая бродящего снаружи монстра.
Подойдя к молодому артиллеристу, Рейнольдс дружески поздоровался с ним, и в течение нескольких минут они хранили почтительное молчание, как соседи по театральной ложе, любуясь расстилавшейся перед ними обрывистой ледяной равниной. Ветер раскачивал фонари на шестах, опоясывающих судно, придавая оттенок волшебства окружающему пейзажу, как будто где-то вдали, среди снегов, собрались феи. Наблюдают ли за ними в эту минуту? — подумал он с некоторым беспокойством. И, откашлявшись, задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке:
— Что это за штука, Аллан, как вы думаете?
Закутанная в несколько слоев материи голова сержанта несколько секунд сохраняла неподвижность.
— Я не знаю, — произнес он наконец и слегка пожал плечами.
Но Рейнольдса, возможно, как недавнего журналиста, такой ответ не удовлетворил. Он попробовал сформулировать его по-иному:
— Вы полагаете, он прилетел… со звезд?
На этот раз артиллерист не замедлил с ответом:
— Да, мой друг, вероятно, с Марса.
Рейнольдса удивила такая уверенность.
— С Марса?
Артиллерист кивнул и повернулся к Рейнольдсу, вперив в него свои огромные серые глаза, в которые тот обычно избегал заглядывать из боязни, что они поглотят его без остатка, подобно Мальстрему.
— Это самое простое объяснение, — сказал Аллан чуть ли не с сожалением. — А самые простые объяснения почти всегда верны, мой дорогой Рейнольдс.
— Почему? — спросил тот, и было неясно, относится его вопрос к первому или ко второму утверждению. А может, к обоим сразу?
— Потому что Марс — это планета, больше всего похожая на нашу, — объяснил Аллан, вновь переведя взгляд на льдины. — Вы читали доклады Royal Society [1] , основанные на исследованиях, которые Уильям Гершель, астроном английского королевского двора, произвел с помощью своего телескопа? — Рейнольдс покачал головой и сделал знак Аллану, чтобы тот продолжал, чем его собеседник не замедлил воспользоваться: — В них утверждается, что Марс обладает плотной атмосферой, во многих отношениях похожей на нашу, а потому он скорее всего обитаем.
— Я вижу, вы не рассматриваете возможность того, что эта штука и машина, доставившая ее сюда, имеют отношение, скажем, к испытаниям, проводимым какой-нибудь иностранной державой.
— Конечно, я ее рассматривал. Однако очень трудно или даже невозможно себе представить, чтобы какая бы то ни было иностранная держава добилась столь невероятных научных успехов и при этом до сих пор сохраняла бы свои достижения в тайне, вам не кажется? Таким образом, мы исключаем возможность того, что эта штука имеет земное происхождение, а значит, нам остается предположить, что она прибыла из космического пространства. И если мы примем эту гипотезу как единственно верную, то не ошибемся, предположив, что наш гость прилетел с Марса, самой близкой от нас планеты, где существуют условия для жизни. — Аллан бросил на него быстрый взгляд. — Разумеется, я могу ошибаться и даже немного исказить факты, чтобы они вписались в мою теорию, что свойственно обладателям логического мышления, однако, пока мне не докажут обратное, я буду считать самым простым, а следовательно, наиболее логичным такое объяснение.
Сказав это, он поднял лицо к небу, и его глаза устремились, казалось, к какой-то определенной точке, где, не исключено, находилась красная планета. Ежась от холода, Рейнольдс напряженно и в то же время завороженно наблюдал за ним, не зная, что сказать в ответ. Его всегда удивляли познания Аллана. Он не встречал человека, столь сведущего в самых разных материях, каким казался артиллерист, и способного столь исчерпывающе и в то же время категорично рассмотреть любую вещь. Не случайно юноша поступил в престижный Виргинский университет, когда ему было всего семнадцать. Правда, у самого Аллана было совершенно иное мнение об этом храме знания. Как рассказывал он однажды, находясь уже на взводе, в стенах университета, на который столько надежд возлагал основавший его бывший президент Томас Джефферсон, царили полный хаос и распущенность. Формально его деятельность строилась на некоем кодексе чести, передававшем управление в руки самих студентов, в коих таким образом предполагалось воспитывать сознательность и совесть, свойственные джентльменам-южанам. Весьма похвальное намерение, насмешливо заметил артиллерист, вот только студенты, в большинстве своем отпрыски богачей, воспользовавшись неслыханным отсутствием надзора, тратили время на то, чтобы играть на деньги в карты, устраивать попойки и даже драться на дуэлях. Аллан, который в силу обстоятельств был вынужден вести тот же образ жизни, что его товарищи, очень быстро накопил немыслимый карточный долг и, так как никто не собирался его оплачивать, был без лишних слов исключен из университета. Правда, прежде он успел сжечь мебель в своей комнате. Это было еще одним поступком, который его опекун, обвиняемый Алланом в том, что он воспитал его как богача, но не сделал богачом, не сумел или не захотел объяснить.