— Он дал вам кровь? — воскликнул Мюррей. — Но каким, к дьяволу, образом он это сделал?
— Воспользуюсь понятием, которое существует только у вашей расы: случайно, — ответил Посланник, презрительно взглянув на миллионера. После чего вновь переключил свое внимание на писателя. — Но, как я уже объяснил, в остальной Вселенной понятия случайности не существует. Таким образом, с более возвышенной точки зрения, мы могли бы сказать, что вы дали мне свою кровь, мистер Уэллс, потому что должны были ее дать. Потому что так было суждено, если прибегнуть к одному из самых распространенных ваших выражений.
— Перестаньте философствовать и объясните, как я это сделал, — резко потребовал Уэллс, неожиданно выйдя из задумчивости.
— А вы не знаете? — Его двойник вздохнул и покачал головой, изображая то ли разочарование, то ли пробудившийся интерес. — Конечно, не знаете. Возможно, вам поможет такой факт: я прибыл на вашу планету почти семьдесят лет назад, но последние восемнадцать лет провел в тесном саркофаге Музея естествознания.
— Я так и знал! Он не был мертв! — воскликнул Клейтон и, воспользовавшись случаем, встал напротив Посланника. — Наши ученые ошиблись. Но как вы это сделали? Как проснулись?
Посланник приподнял брови, удивленный таким внезапным напором, но тут же на его губах вновь заиграла холодная улыбка.
— Как раз это я и собирался вам рассказать, — заметил он, в то время как Клейтон старательно прятал свою металлическую руку за спину, чтобы его собеседник не обратил на нее внимания. — Разумеется, я не был мертв, как это только что признал наш проницательный агент. Я находился в состоянии, похожем на то, что вам известно под названием спячки. Меня привезли в Лондон в глыбе льда из Антарктиды, где потерпел аварию мой летательный аппарат, и сочли мертвым, но мне нужна была всего лишь капля крови, чтобы снова восстать к жизни. И мистеру Уэллсу было угодно поделиться ею со мной. Должно быть, на теле у него была открытая ранка, которая каким-то образом соприкоснулась с моим телом… Как бы то ни было, этого оказалось более чем достаточно. В результате я смог начать известное вам вторжение. Вторжение, которое, не случись так некстати авария, началось бы гораздо раньше. — Он взглянул на писателя с наигранной жалостью. — Да, мистер Уэллс, благодаря вам я сумел продолжить миссию, которая привела меня на вашу планету, но я не единственный, кто должен вас поблагодарить. Весь наш народ должен воздать вам по заслугам, и прежде всего братья, которые жили на Земле на протяжении всех этих столетий. Начиная с шестнадцатого века, если быть точным, когда сюда прибыли первые добровольцы — им было поручено взять Землю под охрану и оценить ее как будущее пристанище нашей расы. Это рискованная и зачастую весьма неблагодарная миссия, поскольку мои братья умирают. — Он сделал театральный жест, изображавший скорбь. — Да, избыток кислорода в вашей атмосфере губителен для нашей расы, и потому Земля никогда не рассматривалась как возможное наше прибежище. Но планет с оптимальными условиями уже не осталось, и мы должны удовлетвориться колонизацией тех миров, которые могут быть приспособлены для будущего обитания. После соответствующих преобразований ваша планета послужит пристанищем не одному поколению. Для этого я и прибыл — чтобы организовать захват Земли и подготовить ее к прибытию нашей расы. Если бы не ваш бескорыстный поступок, мистер Уэллс, я бы не проснулся вовремя, и наша колония на вашей планете через одно-два поколения исчезла бы. Вот видите, Земля продолжала бы жить до тех пор, пока сама бы не разрушилась.
Слова Посланника буквально раздавили Уэллса, причем даже в физическом смысле: он как-то сгорбился, еще больше побледнел, руки у него дрожали. Джейн обняла его, мы же взирали на него скорее удивленно, чем осуждающе.
— Но не огорчайтесь, мистер Уэллс! — утешал его Посланник, в то время как Клейтон готовился отвинтить свой пресловутый указательный палец. — Вы не виноваты, по крайней мере, в том смысле, который земляне вкладывают в это слово. Про-сто-напросто, несмотря на то что все вы принадлежите к куда менее развитой расе, отдельные умы выделяются среди прочих, как, например, вы, мистер Уэллс. Говоря в понятных вам терминах, вы обладаете умом, способным устанавливать контакт со Вселенной, настраиваться на то, что мы могли бы определить как высшее сознание, природа которого, очевидно, недоступна вашему пониманию. То есть делать то, что абсолютно недостижимо для остальных ваших соплеменников, за редким исключением, как я уже сказал. Хотя, разумеется, и сами вы не знаете, как это у вас получается. — Он ласково улыбнулся писателю. — Я знаю, что вы постоянно спрашиваете себя, почему с вами или по вашей вине происходят те или иные вещи. Но, мистер Уэллс, вещи не происходят ни с вами, ни из-за вас. Чтобы вам было понятнее, скажу, что… вещи происходят через вас.
— Что все это значит, черт побери? — стал допытываться Мюррей, который, очевидно, тоже заметил приготовления Клейтона. — Вы намекаете на то, что все мы тут, кто не обладает внешностью Герберта Джорджа Уэллса, низшая раса? Думаете, наверно, что мы не в состоянии понять вашу болтовню? Но, по-моему, все мы прекрасно вас понимаем.
— Вы так думаете? — Лже-Уэллс бросил высокомерный взгляд на Мюррея, заметно недовольный тем, что тот его перебил. — Если вы можете воспринять мои слова, то только потому, что я веду разговор на вашем уровне, используя самые элементарные понятия. Можно сказать, что я беседую с вами так же, как вы беседовали бы, к примеру, со спящим или пьяным.
— За что же я удостоен такой чести, что вы захотели поговорить со мной, хотя я и не пьян? — запальчиво произнес Уэллс. Он явно пытался дерзить.
Я украдкой бросил взгляд на приготовления Клейтона, и сердце мое так забилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Агент начал отвинчивать свой фальшивый палец и незаметно чуть отдалился от нас, но зато приблизился к Посланнику. «Черт побери, Клейтон, да действуй же!» — хотел я крикнуть ему, не в силах больше сдерживать нервное напряжение.
— Все дело в любопытстве, — услышал я ответ Посланника, а тем временем агент начал приподнимать свою механическую руку. — Ваш мозг не похож ни на один из тех, что принадлежали моим прежним хозяевам, причем я имею в виду не только то, что вы умнее или наделены более богатой фантазией, нежели те, в кого я вселялся до сих пор. Нет, речь идет о том, что ваш мозг снабжен… как бы это назвать? Механизмом, какого больше ни у кого нет. И я хочу знать, для чего он нужен. Хотя догадываюсь, что вы сами этого не знаете.
Клейтон замер, услышав эти слова, и красноречиво посмотрел на Уэллса, но что он хотел сказать этим взглядом, я не понял. Какое-то время, показавшееся мне бесконечным, писатель молчал, а затем повернулся к Посланнику.
— А почему это вызывает у вас такой интерес? — спросил он. — Вы не появились бы здесь, если бы не боялись, что я могу это как-то использовать.
Посланник вздрогнул от неожиданности, но тут же опомнился и изобразил на лице восхищенную улыбку.
— Вы исключительно умный гуманоид, мистер Уэллс. И вы совершенно правы. Мы разговариваем с вами сейчас не потому, что вы вызываете у меня любопытство. Нет, конечно. Мы разговариваем, потому что вы вызываете у меня… страх.