— Мисс Харлоу! — без всякой нужды объявил дворецкий.
— Спасибо, Элмер, ты можешь идти. Я сам налью чай, — распорядился Гилмор и недовольно посмотрел на служанку.
— Дейзи! — Эмма не взглянула на девушку, ее глаза были прикованы к хозяину дома, который принялся изучать носки своих сапог. — Иди с Элмером в помещение для слуг и жди там, пока я тебя не позову.
— Да, мисс, — удивленно прошептала служанка.
Когда слуги ушли, миллионер отвлекся от созерцания своей обуви и, заметно волнуясь, шагнул навстречу Эмме.
— Спасибо, что приняли мое приглашение, мисс Харлоу, — начал он вместо приветствия, не осмелившись обратиться к ней по имени.
Придерживаясь правил хорошего тона, Эмма протянула ему руку, и миллионер, неуклюже нагнувшись, запечатлел на ней робкий поцелуй. Затем, спохватившись, что она все еще стоит перед ним, предложил девушке сесть.
— Вы не подумали о том, что дерзость вашего предложения может испугать меня? — спросила Эмма с любезной и в то же время вызывающей улыбкой, когда уселась в кресло.
— Конечно же нет. И я рад, что этого не произошло, — радостно заметил Гилмор и после небольшой паузы добавил, хитро улыбаясь: — Хотя ваш ответ может означать только одно: что вы не считаете меня опасным.
Эмма молча глядела на назойливого поклонника, которым решила наказать ее судьба, стараясь отыскать в его лице хоть какую-нибудь привлекательную черту. Но ничего похожего не находила: его щеки казались ей чересчур пухлыми и румяными, нос — слишком маленьким в сравнении с глазами или ушами, а куцые усы и рыжая бородка выглядели нелепыми украшениями.
— Вы упустили из виду другую возможность, мистер Гилмор, — холодно ответила она.
— В самом деле? — заинтересовался он, наливая чай в ее чашку и изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрогнула рука. — Какую же?
— Что я сама способна защитить себя от всего, что могло бы произойти со мной в этих стенах.
Гилмор поставил чайник на стол и состроил веселую улыбку, воздавая должное ее остроумию.
— Не сомневаюсь в этом, мисс Харлоу, нисколько не сомневаюсь. Однако не бойтесь, как видите, все мы здесь ужасно безобидны. — С этими словами он указал на собаку, дремавшую в своем уголке, в отблесках лимонного света, просачивавшегося сквозь густые ветви. — Мой пес уже слишком стар и потому давно демонстрирует не свирепость, а, скорее, абсолютное безразличие ко всему. — Затем он показал на дверь, за которой несколько минут назад скрылись дворецкий и служанка. — А что вам сказать о моем услужливом дворецком? Элмер слишком хорошо сознает свое предназначение в жизни, чтобы нарушить правила поведения, которым обязан следовать человек его положения. — Наконец, сделав эффектную паузу, он произнес, глядя ей прямо в глаза: — А я влюблен в вас и потому никогда не мог бы причинить вам вреда.
Эмме пришлось скрыть, что она удивлена тем, сколь искусно построил Гилмор свою речь, завершив ее неожиданным страстным объяснением. Приготовил ее заранее? Сочинял с самого утра? Эмма отпила немного чая, чтобы выиграть время.
— Так, значит, вы никогда не причинили бы мне вреда… — повторила она веселым голосом. — И даже если бы я сказала, что никогда не смогу ответить на вашу любовь?
Он изумленно уставился на нее.
— Какова была бы ваша реакция, если бы я объявила вам об этом, мистер Гилмор? — продолжала Эмма. — Разве не в таких случаях совершаются убийства из ревности? Не потому ли, что некто не может получить то, что желает, и предпочитает, чтобы тогда уж оно не досталось никому?
— Да, это так… — признал Гилмор, явно сбитый с толку.
— Следовательно, вы могли бы наброситься на меня прямо сейчас, чтобы удушить своими сильными руками, — сказала она, скорчив при этом гримасу, — а мне было бы нечем защищаться, кроме моего жалкого зонтика.
Произнеся эти слова, Эмма в душе отругала себя за ненужное кокетство. Для чего лишний раз мучить его, если она пришла сюда только затем, чтобы избавиться от этого человека? В ней проснулась жалость, когда она увидела перед собой погрустневшие глаза Гилмора. Было очевидно, что, несмотря на свою кажущуюся раскованность, он изо всех сил старался сдержать терзавшую его жажду, которая требовала, чтобы он встал и, не тратя лишних слов, утолил ее раз и навсегда. Эмма представила, как он обнимает ее своими мощными руками и, в соответствии со своей экстравагантной манерой ухаживать, с настойчивостью маленького щенка жадно целует ее предплечья, волосы, колени и другие части тела, на которых опытный любовник не стал бы задерживаться, потому что никто пока еще не научил Гилмора, как усмирить свое желание и какие зоны женской анатомии сулят большее наслаждение.
— Нет-нет, — ответил Гилмор неожиданно мелодичным голосом, — я никогда так не поступлю, мисс Харлоу, уверяю вас.
Его поспешность немного огорчила Эмму, но она пришла сюда не для того, чтобы поддаваться жалости.
— Понимаю: вы не из тех импульсивных мужчин, которых страсть увлекает за собой, как ветер опавшие листья, — заговорила она, не дав ему опомниться. — Уверена, если бы я отвергла вашу любовь, вы предпочли бы думать обо мне с фатальной холодностью романтических героев и после короткого траура начали бы поиски другой девушки, на которую могли бы излить свои чувства.
Гилмор неожиданно посерьезнел.
— Ты ошибаешься, Эмма, — произнес он с неуклюжей торжественностью. — Я продолжал бы любить тебя всю жизнь, надеясь, что ты изменишь свое мнение.
Эмма сделала вид, будто не заметила, что он назвал ее по имени.
— Вы поставили бы на карту свою жизнь ради столь хрупкой надежды? — спросила она, не зная, чувствовать себя польщенной или пугаться. — Например, никогда бы не женились, да?
— Никогда, — подтвердил он тем же торжественным тоном. — Я бы только ждал вашего возможного возвращения и освободил бы свою жизнь от всех препятствий, которые могли бы помешать мне любить вас, когда наступит такой момент. Единственное, о чем бы я позаботился, это о том, чтобы оставаться в живых.
— Ради чего? — спросила Эмма, стараясь скрыть непонятное волнение, вызванное его словами. — В Нью-Йорке полно таких же или еще более красивых девушек, чем я. Любая могла бы…
— Если бы даже я располагал вечностью для того, чтобы объехать весь земной шар, — перебил ее Гилмор, — и осмотрел бы все картины и скульптуры в музеях, а также самые прекрасные пейзажи, созданные природой, все равно я не нашел бы более высокой красоты, которая потрясла бы меня больше, чем вы, Эмма.
Это не было похоже на заготовленную речь опытного обольстителя, это было признание человека, искренне верящего в то, что он говорит. Человека, который впервые в жизни влюбился и не может выразить переполняющее его чувство иначе, как в высокопарных, нелепых, откровенных фразах. Он разглядывал ее с почтительной искренностью, лишенной даже намека на желание обладать ею или попытку обольщения. И он намеревался положить к ее ногам свою щедрую любовь, готовый посвятить ей свою жизнь, ничего не ожидая взамен, кроме надежды на то, что когда-нибудь она его полюбит…