Аннемари снова заснула, уже сидя. Голова ее свесилась на грудь, почти касаясь коленей, и Молли осторожно уложила сестру на койку. Трудно, почти невозможно было узнать в ней прежнюю жизнерадостную девочку, которую она знала с самого детства. Даже смерть мамы не смогла надолго омрачить существование Аннемари. Девочка внушила себе, что мать по-прежнему остается с ними; она приносила для нее полевые цветы и ставила их в вазу на подоконнике, рисовала картинки и пела, уверенная в том, что мама видит и слышит ее. Аннемари буквально озаряла дом Доктора своими сияющими ясными глазами и заразительным смехом. Но сейчас она лежала на койке, безжизненная, как труп.
И вдруг, совершенно неожиданно, на Молли накатило осознание того, что она натворила. Ей исполнилось шестнадцать, она привыкла полагаться на себя, особенно после смерти мамы, но сейчас ситуация вышла из-под контроля. Последние несколько недель, прошедшие после того, как случилось «это», превратились для нее в настоящий кошмар. Но она не станет плакать! Молли потерла щеки костяшками пальцев, прогоняя слезы, которые грозили хлынуть ручьем.
— Сейчас я пойду позавтракаю и выпью чего-нибудь горячего, — сказала она вслух. — Это пойдет мне на пользу. — Девушка испытывала чувство вины оттого, что оставляет сестру одну, но если она не съест чего-нибудь в самом скором времени, то заболеет, а это уже никуда не годится.
На палубе было холодно, но ветер стих, выглянуло солнышко, и Молли полной грудью жадно вдыхала свежий соленый воздух, разглядывая кишащую суматошной активностью пристань и величественные дома напротив. На одном из них висели часы: девушка отметила, что они показывают половину десятого, то есть было позднее, чем она думала. Ливерпуль на первый взгляд показался ей чудесным городом. Если бы не Аннемари, Молли с удовольствием прогулялась бы по окрестностям. Все равно корабль отплывал только после обеда.
По палубе прогуливалось множество людей: в большинстве своем это были нарядно и даже богато одетые женщины в невообразимо коротких юбках, заканчивавшихся выше колена. Этот стиль еще не добрался до Дунеатли, где в моде оставались юбки по щиколотку.
Молли направилась в столовую третьего класса. Там было гораздо роскошнее, чем она ожидала: обшитые деревом стены со стеклянными плафонами, источавшими приглушенный свет, и полосатый ковер на полу. Стюард записал ее фамилию и номер каюты и провел к круглому столику, за которым с легкостью могли бы уместиться восемь человек. Но судя по тому, что на столе оставалось всего два прибора, остальные шестеро уже поели.
— В моем списке есть еще некая мисс Аннемари Кенни, — заметил стюард. — Если она не появится в самое ближайшее время, то останется без завтрака — мы прекращаем обслуживать пассажиров.
— Моей сестре нездоровится — сегодня она завтракать не будет.
— Надеюсь, она поправится, — сочувственно ответил мужчина. Он выглядел бы чертовски симпатичным, если бы не сильное косоглазие. — Если ваша сестра страдает морской болезнью, вы можете взять для нее какое-нибудь лекарство у корабельного доктора.
— Спасибо, я буду иметь это в виду.
Еще через несколько минут Молли уже за обе щеки уплетала ветчину, яйца и сосиски. Ей одной достался целый чайник чая и корзинка с хрустящими булочками, джем и масло. Джем оказался малиновым, ее любимым.
После того как Молли поела, окружающий мир показался ей гораздо привлекательнее — а в чае она едва не утонула. Девушка вернулась в каюту. Там никого не было, кроме Аннемари. Она спала, дыхание ее было ровным, а на лице застыло умиротворенное выражение. Молли решила ненадолго вернуться на палубу, где так чудесно пахло. Кроме того, она хотела в последний раз взглянуть на Ливерпуль — почти наверняка она его больше никогда не увидит.
Опершись на поручни, девушка любовалась ясным голубым небом и солнцем, скорее кремовым, чем желтым, когда рядом с ней остановилась какая-то девушка, похоже, ее ровесница. Ее светлые волосы были завиты в мелкие кудряшки. Она нарядилась в ярко-красное пальто с подбитым мехом капюшоном. Рядом с ним темно-синий наряд Молли выглядел безнадежно старомодным.
Оказалось, что девушка — американка. Ее звали Ровеной, и на борт «Королевы майя» она поднялась в Гамбурге, где в помещение четвертого класса, расположенное под палубой, загнали, словно скот, десятки — а может, и сотни — иммигрантов, что было просто ужасно. Ровена слышала, что там стоит неописуемая вонь, а людей столько, что им буквально негде повернуться.
— Видела бы ты их! Бедняги! — дрожащим от сдерживаемых чувств голосом воскликнула американка. — Они одеты в жалкие лохмотья и выглядят такими несчастными и убогими. Многие женщины держали на руках малышей, а дети постарше и мужчины несли на спинах свои пожитки, увязанные в узлы. Зрелище было настолько печальное, что я едва не расплакалась.
— Скорее всего, они не чувствуют себя несчастными и убогими, — возразила Молли. — Они отправляются навстречу новой жизни в новом мире. Да, они испуганы, но и только.
Ровена сказала, что, пожалуй, она права.
— Мои дедушка с бабушкой тоже были иммигрантами, — с гордостью сообщила она. — Вот почему я разбираюсь в таких вещах. Сорок лет назад они прибыли в Америку, не имея ни цента за душой; папе было всего два года. Но они открыли собственную кондитерскую и теперь процветают. Отец повез нас, меня и брата, в Гамбург, где родился сам и где до сих пор живут его двоюродные братья и сестры.
Все это было очень интересно и занимательно, но спустя некоторое время Молли решила, что ей пора. Большие часы на здании напротив показывали половину двенадцатого: Аннемари уже целую вечность оставалась одна.
— Моя сестра нездорова, так что я должна идти. Мне надо убедиться, что с ней все в порядке.
— Конечно, — поспешно отозвалась Ровена. — Но, быть может, мы сыграем в карты в комнате отдыха после обеда? Это было бы классно, правда?
Молли согласилась, что это и впрямь было бы «классно», и девушки обменялись номерами кают на тот случай, если разминутся во время ленча.
Она поняла, что что-то случилось, подходя к своей каюте, из-за двери которой доносились истошные крики. Ворвавшись внутрь, она обнаружила Аннемари сидящей на койке и истерично выкрикивающей:
— Молли, Молли, Молли!
Невысокая упитанная дама с серо-стальными волосами держала ее за руку и ласково приговаривала:
— Все хорошо, маленькая девочка, Молли скоро приходить.
— Я уже здесь, родная, — виновато крикнула Молли, — я здесь! — Она протянула к сестре руки, чтобы обнять ее, но не успела коснуться ее, как женщина отвесила Аннемари пощечину. Аннемари перестала кричать и заплакала.
— Что вы себе позволяете! — испуганно ахнула Молли.
— Все в порядке, я медицинская сестра. У вашей сестры нервный припадок, и сейчас ей уже лучше. Теперь она просто плакать, намного лучше просто плакать.
Женщина, которой, судя по виду, было уже около шестидесяти, продолжала гладить плачущую девушку по спине.